— Я устала, мне тяжело дышать, — прохрипела она.
— Я тебя вытащу, — ответил я.
Затем решил приступить к работе. Я взмахнул уголком и ударил по крышке. Уголок отпружинил, и моя рука завибрировала. Тогда я решил привстать и в вертикальном положении ткнул уголком в деревянную доску. В этот раз щепка отлета от крышки. Я снова ударил в то место, где отлетела щепка. Доска начала трещать. Трещина по нему пошла вверх и одновременно вниз. После последовали третий удар, затем четвертый и пятый. После пятого доска отломилась. С моих плеч градом исходил пот, и я сел в кресло.
— Я помогу тебе, — ее хриплый голос снова прозвучал.
Она начала подгибать немного ноги в коленях и начала бить пяткой узкую часть изножья.
— Открывайся, чертова шкатулка! — кричала она.
На мой взгляд, она занималась мартышкиным трудом. «Еще минут десять она так постучит, — подумал я, — и ее пятки посинеют».
— Стой! — возразил я. — Успокойся.
В этот раз она меня услышала. И остановилась, перестала колотить. Я снова схватил уголок и подсунул его под разломанный брусок, чтобы использовать его как рычаг. После, надавив всем своим телом, я увидал, как заржавевшие, толщиной с мизинец гвозди вылезают. И я вытащил брусок наружу. Затем снова взмахнул уголком и начал бить по следующей доске. Я работал, как дровосек рубит дрова. Два раза я попал в середину доски и уголок вибрировал в руках, ощущение было такое, что я как будто взял в руки оголенный провод высокого напряжения. Затем я решил поменять тактику и начал, как лесоруб, бить уголком по концам доски. У изголовья гроба треснула доска и отломилась. Бросив уголок на пол, я схватился за доску и потянул ее вверх, а затем на себя. В середине гроба появились два гвоздя, они с треском вылезли, затем я отъехал на инвалидном кресле и, схватив уголок, вмазал им по доске вверх. У изножья тоже вылетели два гвоздя, и доска отошла от гроба.
— Помоги мне, — завел разговор я.
— Каким образом? — осведомилась она.
— Вытяни руки вперед и дави на крышку гроба.
Она вытянула свои окровавленные ладони и сжала их в кулаки, доска слегка прогнулась. Я подъехал на инвалидном кресле к изголовью гроба и, подсунув уголок, начал давить его вниз. Под напором моего веса два гвоздя тут же поддались и вылезли вверх — как два червя из земли после дождя. Затем я действовал тем же макаром, как и в предыдущий раз, и доска тоже слетела. Точно так же я снял четвертую, пятую и шестую доску. Затем я увидал жалкое измученное тело и лицо Орловской. Ее сальные волосы были скомканы. Левый ее глаз заплыл и почти ничего не видел, над правым глазом около виска был огромный фиолетовый синяк. Переносица была сломана, и около каждой ноздри вдоль носа были два развода засохшей крови, передние два зуба на верхней челюсти были выбиты. Но она все еще была жива. Воротник белой рубашки был заляпан кровавыми пятнами, черная юбка была мятая, и вязаный шерстяной свитер цвета спелой черешни был с небольшой дыркой на животе. Я взял ее за руки и начал вытаскивать из гроба. Ее трясло, как в лихорадочном припадке. Как только я вытащил ее тело, она подняла ноги и вылезла полностью из гроба.
