– Я была вне себя, когда узнала, но что я могла сделать? – тускло ответила Эльма. – Прошло четырнадцать лет, о Каллеате ни слуху ни духу, и ни одной зацепки, где ее искать. А дело висит. Решили его закрыть, так как улик, подтверждающих, что самоубийство было кем-то спровоцировано, не обнаружили. Как мне сказал дознаватель неделю назад, мало ли что там в голове у человека, тем более у стратега.
– Мы, наверное, пойдем, – впервые за все обсуждение событий роковой ночи вмешалась в разговор Лисантэ. Близнецы терпели семейный поминальный ритуал ради тетки. Если бы у них был выбор, они бы предпочли проводить этот день только с ней.
* * *
Агнеда и Лисантэ поднялись в комнату матери. Комната стала домашним музеем – Эльма сохранила обстановку, которая была в ту роковую саорранскую ночь четырнадцать лет назад, только разбросанную одежду сестры и осколки убрала.
Близнецы подошли к рабочему столу, на котором под стеклом лежал последний рисунок матери. Эльма уверяла, что на нем воробей Чиу-Чиу, отважный путешественник по Шести мирам. Но и Агнеда, и Лисантэ сильно сомневались в ее правоте: так не схожа была нарисованная на первом плане птица с персонажем детской сказки. Воробьиные перышки взъерошены, крылья растопырены, темный клюв полураскрыт. Казалось, он сейчас сорвется и взлетит. Но вместо глаз у него были ярко-зеленые камни, и он не отбрасывал тени.
Дорога, из того же камня, что и глаза птицы, начиналась с низа листа и разделяла композицию рисунка на две части. По обеим сторонам стояли дома, и по зданию Промышленной палаты на первом плане угадывалась Сайтэрра. Но на дальнем плане дома редели. Пространство Сайтэрры, родное и узнаваемое, перетекало в ядовито-изумрудную пустыню, как будто уходящую далеко за пределы картины.
Близнецы с детства часами могли рассматривать последний рисунок матери, их завораживало в нем все: и мастерство, с которым были выписаны даже незначительные детали, и загадочность сюжета. Но в последнее время картина занимала их мысли не только этим.
– Ты снова мне снился, – прервала молчаливое рассматривание Лисантэ.
– А ты мне. Мы зачем-то были в Промышленной палате, и туда залетел воробей. А когда мы вышли и отправились по проспекту Славы Антариона, этот же воробей полетел впереди нас, и проспект стал зеленой дорогой, ведущей в похожую пустошь…
– У меня было то же самое, – задумчиво ответила Лисантэ. – Это ведь очень странно, когда двое видят один сон.
* * *
