Когда-то Эшлиман — с последовательностью овцы, живущей на овчарне, пса, живущего на псарне, скворца, живущего в скворечнике, или коровы, живущей… et сetera, et сetera — жил на эшлимановке.
Еще недавно, когда поток ворованных денег хлынул в центр Москвы, смывая ветхие перегородки и крыши старинных особняков, можно было бросить взгляд на окно эшлиманского обитания — славного тем, что было оно когда-то гостиницей, куда свозили провинциальных барышней на выданье в Дворянское собрание, где балы и женихи, — и увидеть сквозь него вполне равнодушное небо. А были времена, когда малолетний нарушитель Эшлиман по этой крыше убегал от дворника и других недругов, став столь неотъемлемой частью пейзажа, что все и до сих пор знают: если бежит кто-то по крыше — значит, Эшлиман.
Через выбитое ли окно, дверь или крышу окончательно исчез Эшлиман, разрушенный, как и его обитель, новыми временами, установить не представляется теперь возможным. В последний же раз Эшлиман был замечен, когда покидал сей дом, собираясь на службу.
Приходит, а ему и говорят: «Ты что же это, братец, опоздал? Не знаешь разве, что часы на летнее время перевели?» Эшлиман пытался возразить, но нужных слов, как всегда, не нашел. Обиделся и подумал мстительно: «Ладно, вот переведу вам время, будете знать!» И перевел. Да так, что теперь не только на его бывшей службе, а нигде и никто не знает, в каком времени живет. Не знает этого и сам Эшлиман, поэтому на всякий случай живет во всех временах сразу.
Вот он, изгнанный из присутствия, невеликий, подобно героям классической литературы, гражданин Эшлиман, направляется к магазину за четвертинкой, покачиваясь под бременем предоставленной ему двойной свободы. Он и сам уволен, и советская власть, всегда загонявшая его на службу, уволилась тоже. Мыслит Эшлиман о том, что со службой ему никогда не везет. Служил, было, в кавалерии, в кино снимался, как человек, в фильме «Пан Володыревский», например, до сих пор его затылок виден, но так к лошадям привязался, что и не заметил, как стал кентавром. И все, вроде, неплохо складывалось, пребывание в кентаврах с педагогической практикой удачно сочетал, героев разных мифологических пестовал, пока один из них, самый знаменитый, возьми, да запусти в него по ошибке отравленной стрелой — мало не показалось. «Всегда эти герои ошибаются, и всегда — за наш счёт», — подытожил Эшлиман свой педагогический опыт.
