Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. Парадоксы консервативного поворота в России | страница 41



здоровые клетки общественного организма. Граждане, ещё вчера жившие нормальной жизнью и подчинявшиеся законам, становятся как будто жертвой коллективного помешательства.

Следуя такому подходу, отказ от стабильности и выбор в пользу революции не может быть рациональным – так как подлинно рациональным может быть только подчинение и устранение от самостоятельного принятия решений. В антиреволюционной картине мира, чьи корни уходят в монархический период, народ исключительно инфантилен – это «дети», не понимающие своих настоящих желаний и действительных потребностей. Отеческая власть и наказывает и оберегает от соблазнов. Органическую связь отца и сына пытается разрушить внешняя сила, – иногда через открытый мятеж, иногда через тайную вой ну.

Большинство известных теорий заговора – от «Протоколов сионских мудрецов» до «Плана Даллеса» – связаны с предотвращением революции, которая, в свою очередь, является финалом реализации продуманной стратегии злонамеренной интервенции в массовое сознание («внушение ложных ценностей», сексуальные перверсии, нигилизм и т. п.) Схемы заговора, как и любой вирус, реагируют на противодействие и быстро адаптируются, так что выявить их становится всё более трудной задачей. Если в предшествующие эпохи нужно было локализовать и обезвредить «малый народ» – организованную группу париев, сеющих смуту, то сегодня найти источник заразы гораздо сложнее.

Гая Фокса не существует?

Маска, когда-то нарисованная британским художником Дэвидом Ллойдом, стала политическим символом последнего десятилетия благодаря фильму братьев Вачовски «“V” значит Вендетта». Однако несмотря на миллионы масок Гая Фокса, надетых участниками всевозможных протестов, смысл этого символа продолжает оставаться не вполне ясным. Сам Ллойд считал его манифестацией индивидуализма, бесконечным повторением истории противостояния «человека и системы»>[59].

Речь здесь идёт не о конкретном человеке, но об «идее» такого человека, которую невозможно убить или коррумпировать. Этот диссидентский пафос «оружия бессильных», разрушающего власть, основанную на лжи, при помощи бескомпромиссного утверждения правды, известен ещё со времён Гавела и Солженицына. Но сила такого типа индивидуального сопротивления именно в его «безоружности», а его этическая чистота сохраняется благодаря отказу от насилия. Однако анонимный герой «Вендетты», напротив, использует исключительно насильственные методы.

Он – конспиратор и террорист, который не останавливается ни перед чем, чтобы приблизить крах тоталитарного режима, установившегося в Британии в некоем недалёком будущем. Среди действий человека в маске Фокса практически весь набор стратегий тех, кто убеждён, что насилие помогает восстановить попранную справедливость. Это и адресный террор против «слуг режима», и символические взрывы, претендующие на пробуждение коллективной памяти, и незаконные вторжения в информационное пространство.