. Восстановление этого равновесия требует от того, кто поднимает свой меч, дать однозначно правильный ответ на главный моральный вопрос: можно ли совершать недобрые поступки ради Добра?
Союз воина и монахаИтак, активная борьба с внешним злом не должна останавливаться перед физическим насилием и убийством. Ведь тело, как возможный орган Зла, не может являться непреодолимым препятствием для утверждения духа. Однако проблема в том, что каждый воин Добра не обязательно сам является полностью добрым. Более того, на пути борьбы со Злом он неизбежно будет совершать неправедные поступки. «Сам тая в себе начало зла… и далеко не поборов его до конца», воин «вынужден помогать другим… и пресекать деятельность» тех, кто уже «предался злу и ищет всеобщей погибели». Трагический воин добра вполне понимает опасность проявления зла в самом себе, и приносит собственную моральную целостность в жертву воспитанию добра в окружающих. Такой путь является неправедным, но не является грешным, так как воин осознаёт свою неправедность и принимает её как неизбежность служения Добру. Более того, помогая другим ценой своей нравственной чистоты, православный воин способствует волевому усилению доброго начала в самом себе. Он «приемлет разумом… и делом неполноту любви в самом себе» и «изживает её в борьбе со злодеем».
Отрицающая любовь, оружием которой добровольно становится карающий слуга государственного дела, сама является любовью «урезанной, ущербной… и отрицательно обращённой к злодею». Но её ущербность – неизбежное следствие борьбы со злом, присутствующем в мире. Отрицательно любящий борец за общее дело совершает насилие и несправедливость не по желанию (тогда бы он был просто злым), но по необходимости. Осознавая себя как орудие государственной воли, в любом своём действии, вне зависимости от его содержания, он как бы остаётся «объективно добрым». Такой воин привыкает «жить не светлыми, но тёмными лучами любви, от которых она становится суровее, жёстче, резче и легко впадает в каменеющее ожесточение». В этом заключена тяжесть служения – ведь там, где воин отступает от субстанциального добра в сторону произвольной жалости, он рискует предать своё дело, поддавшись искушению Зла в образе Добра.
Таким образом, применение насилия в интересах Добра является не морально допустимым, но необходимым. Это не возможность, но героический долг. Или, как точно формулирует Ильин, «обязательность применения меча есть критерий его допустимости».
