— Побойся, Матерь! — простонала Инталия, — какое свидание? Да я теперь на него и взглянуть боюсь!
— Инточка… — сиропом в голосе подруги можно было приправлять чай, а вот медичка поежилась.
Она-то знала, что когда зельеварщица прибегает к такой преувеличено ласковой интонации пощады не жди.
— Послезавтра Сиразион ведет меня знакомить со своей мамой. Если ты помнишь, у артефакторов решение о браке должна одобрить матриарх семьи. Устроить визит Шера в мастерскую, Разика будет моим вкладом в будущее семейное дело… Но, если он не придет… — бровь Софы многозначительно поползла вверх.
Инта сдалась:
— Ладно-ладно, — пробурчала она, выбираясь из-под одеяла, — когда, где и в чем мне идти?
— Вот это другой разговор! — расцвела Софа.
***
Утром все, что случилось вечером, показалось Инте страшным сном. Она вскочила, как обычно до общего подъема, умылась, вычистила одежду, напевая, занялась завтраком и остановилась, наткнувшись взглядом на висящее на двери гардероба платье. Именно его Софа посоветовала вчера надеть на свидание. И не просто посоветовала, а достала из шкафа, отгладила с помощью своей магии, подшила свежий кружевной воротничок и побрызгала крахмальным зельем на нижние юбки, чтобы верхняя задорно покачивалась, приоткрывая тонкую полоску кружева.
Деваться было некуда. Только вот утром у нее встреча с некромантом в лаборатории, а свидание вечером, значит, платью предстоит висеть здесь до ужина, не будет же она мять такую красоту под грубоватой студенческой мантией? С такими мыслями Инта натянула простую блузку-рубашку, штаны и мантию. Помня, что убирать за животными придется на открытом воздухе, прихватила косынку с крахмальной оборкой, чтобы закрыть лицо от солнца, и выскочила за дверь, прежде, чем Софа успела проснуться.
Инталии хотелось немного побыть одной. Как все маги жизни, она любила природу, поэтому, выйдя из общежития, двинулась в парк. Было еще прохладно, мелкая галька дорожки приятно похрустывала в такт шагам, где-то над головой пробовали голоса птицы, растения тянулись к солнцу, ловя его яркие утренние лучи. В такой час хотелось чего-то личного, сокровенного, и ноги сами привели девушку на берег небольшого пруда.
Высокие плакучие ивы окружали водоем, закрывая его от окружающего мира. Над поверхностью воды клубился туман, свиваясь в легкие вихри. Инта помнила, как няня говорила ей, что это русалки встряхивают свои рубашечки, высохшие в лунном свете. Девушка подошла к самой воде, пробралась по узкой илистой стежке, иссеченной корнями деревьев и вошла в дупло старой ивы. Дерево было живое, просто треснуло лет пятнадцать назад в одну особо суровую зиму. Со временем рана стала глубже, края, обтянутые молодой корой, разошлись, и получилась своеобразная пещера, повернутая к воде.
