Арджуна присмотрелся и решительно свернул вбок, туда, где видно было потоптанную траву. Кто-то ходил тут, осторожно, чтобы не пробить заметную тропу, но следы все же остались. Следы привели их к пещере — хорошей, сухой и явно обжитой.
Арджуна остановился и позвал:
— Экалавья! Экалавья!
Никто не ответил, но Накула ясно различал в тишине чье-то судорожное дыхание.
Арджуна высек огонь и поджег палку, которую нес — это оказался факел, сделанный из пропитанной маслом тряпки. Неверный оранжевый свет озарил усеянный глиняными осколками пол, подобие алтаря, холодное кострище — и юношу, скорчившегося на травяной подстилке под стеной.
Накула приложил ладонь к его лбу и ощутил лихорадочный жар.
— Что с ним? — спросил он.
— Рана. Воспалилась, наверное, — коротко и почти зло ответил Арджуна.
Накула кивнул. Дело был привычным — когда в одном месте собрана сотня мальчишек, которые то учатся воинскому делу, то пасут коров и носят воду, то выясняют, кто тут сильнее, обязательно кто-то поранится, обязательно кто-то поленится промыть рану, а некоторые и вообще ждут, пока не начнет гноится.
— Разведи костер, — попросил Накула. — И согрей воды.
Источник лихорадки Накула уже нашел — правая кисть у этого Экалавьи была замотана грязной тряпкой, пропитанной кровью и сукровицей. Он разрезал тряпку, размотал — и ахнул. У парня не хватало большого пальца, вместо него была рана, уже воспаленная и гноящаяся. Света от костерка и коптящего факела не хватало, и братья с трудом вытащили парня наружу. Луна стремительно бледнела, небо стало из черного серым, и вот-вот Сурья должен был явить свой блистающий лик. Накула еще раз осмотрел грязную руку несчастного.
— Я сейчас промою и вычищу рану, — сказал он. — Будет больно.
Парень кивнул и облизнул сухие растрескавшиеся губы. Арджуна торопливо поднес ему воды в каком-то черепке, тот выпил.
Пока Накула промывал теплой водой и настойкой рану, а потом вычищал гной, парень не шевелился. Напрягся весь, прикусил губу и сидел, закрыв глаза. Накула не пожалел заживляющей мази на топленом масле и чистого полотна на повязку, а еще заварил травы от лихорадки и заставил выпить. Настой был горький и противный на вкус, но обитателя пещеры он привел в чувство.
Увидев Арджуну, тот нахмурился и спросил:
— Зачем ты пришел, сын ариев?
Накула сначала удивился обращению, а потом сообразил, что парень-то — из дикарей, темнокожий, волосы заплетены в косички и повязаны цветным платком. И шнура через плечо нет. И браслеты какие-то… не такие, словом.
