— Теперь я царь, дорогая сестра. Отец наш отрекся и отдал корону мне. — Он улыбнулся еще шире. — И моя судьба теперь известна мне и связана с тобой.
Я не мог ни двинутся, ни заговорить. Процессия, сопровождавшая нас — придворные, танцоры, певцы, просто люди, осыпавшие нас лепестками цветов и зернами риса, пропали — солдаты быстро и слаженно оттеснили их прочь и закрыли ворота. Остались только мы двое и колесничий, который растерянно вертел головой и ничего не понимал.
— Возьмите ее, — приказал Камса.
Деваки шарахнулась от протянувшихся к ней рук, ища у меня защиты, и это словно бы пробудило меня — не разум, нет, разум мой был потрясен и молчал, а то, чему меня, царского сына и кшатрия, учили с раннего детства. Я вырвал у кого-то копье и бросился в бой. Не знаю, успел ли я кого-нибудь убить — воины Камсы сражались во многих битвах, им ничего не стоило обезоружить и скрутить неопытного юнца. Нас подтащили к Камсе, Деваки молча вырывалась, но разве могла она одолеть воинов?
— Мне было предсказано, дорогая сестра, что твой восьмой сын станет моей погибелью.
— Кто предсказал это тебе? — воскликнула Деваки, перестав вырываться. — Кто обморочил тебя, брат?
— Предсказатель царя Баны, величайшего из асуров, не ошибается. И я избегну смерти! Я убью твоих сыновей, едва они родятся!
Он возвышался над нами — черная тень против солнца.
— Нет! — наконец-то мне отпустило горло, и я попытался возразить ему. — Этому не бывать!
Камса спрыгнул с колесницы, подошел к мне и схватил за плечи. Теперь я видел его лицо — и страх объял меня целиком. Это было лицо безумца.
— Мне все равно, от кого моя сестра родит своих детей! — прорычал он, тряхнув меня изо всех сил. — От тебя, царенок, или от моих воинов! Убирайся прочь, беги к своему отцу-глупцу и больше не попадайся мне на пути!
На миг я возликовал — я вырвусь из этого кошмара. Вернусь домой, все будет хорошо… Но ни отец, ни мать, ни Рохини, первая и любимая жена моя, не примут того, кто бросил жену и удрал. Пусть даже мы с Деваки едва знали друг друга, и свадьба эта была устроена нашим отцами для укрепления союза родов Матхуры, но я только что обвел эту девушку вокруг огня и поклялся…
— Нет, царевич Камса, — сказал я, выпрямляясь. — Я муж твоей сестры и не оставлю ее.
Он оскалился.
— Ну что ж, ты сам выбрал свою судьбу, Васудева.
Я не знал тогда, что я выбрал.
Каменное небо. Отчаяние. Ненависть. Ярость, не находящую выхода. Решительный шепот Деваки: «Пусть мой сын остановит его! Восьмой сын, о господин мой!» Ласки, в которых мы то искали утешения, то выхода отчаянию. Мне казалось, что я полон терпения и отрешенности, но это была лишь видимость, и когда Камса сам разбил о стену головы близнецов, моя решимость терпеть и ждать разлетелась в осколки, и я бросился на Камсу, чтобы убить. Напрасно.
