Мохман устроился рядом в кресле и с хитрой улыбкой на лице спросил:
– Собаку не хочешь продать? Даю тысячу!
– Слышал, Алекс? – Лизи улыбнулась. – А ты говорил, что я никому не нужна. Надеюсь, тысячу сиреневых?
– Эк замахнулась. Тысячу песчаных.
Элизабет недовольно нахмурилась.
– Нет, собаку не продам, – покачал головой бывший полицейский. – Ни за какие деньги. Самому нужна.
– Ну, как хочешь.
– Кстати, а зачем ты берешь мальчиков под залог? – между прочим поинтересовался Роди. – Куда их потом девать? Производств у тебя вроде бы нету, сада, огорода не имеешь.
– У меня договор с колледжем космического агентства. Они у меня пацанов берут по семьдесят тысяч. Нормальная прибыль. И не смотри на меня так. На самом деле это одно из тех немногих добрых дел, которые я пытаюсь творить. Может, из этого парня выйдет настоящий астронавт.
– А что, в колледже уже не могут найти рекрутов? Космос, это же романтика.
– Это только в рекламе романтика. А на самом деле… Да, – Феликс махнул рукой, – сам знаешь, какие там условия. В колледже из молодых парней, лишившихся родителей, формируют специальные команды разведчиков. Условия, говорят, не лучше, чем у заключенных, роющих норы на Марсе. В колледже из этих парней с детства готовят профессионалов, лишенных эмоций и боли. Короче, почти смертники. Всегда на передовой позиции. Всегда в самом пекле.
– И ты считаешь, что делаешь доброе дело?
– А что выйдет из этих пацанов тут, на улице? Наркоманы, алкоголики и гомосексуалисты. Сам служил, сам видел.
– Зато они будут свободны.
Феликс процитировал:
Свободу славил гимн твой вдохновенный,
Ты бедностью почетной дорожил,
И изменил, забыл свой долг священный,
И растоптал все то, чему служил [22].
– Кто, я? – удивился Роди.
– У тебя своя философия, Алекс, у меня своя. Спор тут неуместен.
– Скорей всего, ты прав, но тоже по-своему. Ладно, засиделся я у тебя. Пойду домой, надо еще глаз Боливару вставить.
Роди поднялся и, покинув зарешеченную часть ломбарда, направился к бронированной двери. Мохман последовал за ним, провожая. Когда они выходили на улицу, Лизи повернулась, громко и зло произнеся:
– Жалко мальчика, гореть тебе за него в еврейском аду!
Феликс нахмурился и пригрозил собаке пальцем.
– Ай-яй-яй. Смотри, предложу твоему хозяину сумму побольше, и продаст тебя. У меня же слишком не разговоришься, сидя на цепи.
– Ой как страшно, напугал. – Лизи в разговорной перепалке никому не собиралась уступать.
Мохман топнул ногой и, указав пальцем в сторону дороги, добавил:
