Наиболее мощной атаке Зимбардо подвергся со стороны бостонских психологов Али Бануазизи и Саймака Мохаведи, которые настаивали, что участники Стэнфордского эксперимента не находились в социальной ситуации, которая по своему значению была бы тождественна пребыванию в настоящей тюрьме; все, что их просили делать, — это играть роль надзирателей и заключенных, а поскольку у них были стереотипные представления о том, как ведут себя надзиратели и заключенные в условиях реальной тюрьмы, они просто-напросто стали копировать эти стереотипы в своем собственном поведении. Интересно отметить в этой связи, что большинство надзирателей, когда их спрашивали об их агрессивном поведении, заявляли, что они «просто играли роль» сурового надзирателя.
Бануазизи и Мохаведи проверили некоторые из этих идей, попросив людей заполнить анкету с серией вопросов, которые шли после описания Стэнфордского эксперимента. 81 процент ответивших на вопросы вполне точно определили, что пытался доказать экспериментатор; один из респондентов, например, написал: «Он считает, что в тюрьмах мучают и унижают».
Подавляющее большинство респондентов (90 процентов) предсказало, что надзиратели экспериментальной тюрьмы будут демонстрировать агрессивность, враждебность и нетерпимость. Столь полное согласие позволяет предположить, что люди разделяют схожие стереотипы представления о поведении тюремных надзирателей. Меньшее согласие наблюдалось в отношении вероятного поведения заключенных в эксперименте. Приблизительно 30 процентов полагали, что заключенные будут демонстрировать признаки бунта и неповиновения, другие 30 процентов предсказывали, что они будут выказывать пассивность и послушание, а большинство остальных опрошенных считали, что заключенные будут демонстрировать признаки и того, и другого поведения.
Таким образом, как показывают данные, надзиратели в эксперименте могли просто притворяться, следуя стереотипному представлению об агрессивном, жестоком тюремном надзирателе, и «по-настоящему» не были теми, кого они играли. Однако не столь понятно, можно ли с такой же легкостью отнести поведение заключенных в эксперименте на счет стереотипного представления. В отношении поведения заключенных нет каких-то широко распространенных стереотипных представлений.
Несомненно, верно, что поведенческие установки, продемонстрированные теми, кто принял участие в ролевой игре, отражают немало различных вещей, в том числе то, как участнику эксперимента хотелось бы вести себя, что представляется ему социально значимым, и то, что он воспринимает как ожидания экспериментатора. В этом отношении Бануазизи и Мохаведи были правы, когда критиковали Зимбардо за предположение, что результаты его эксперимента можно объяснить достаточно просто. Однако их собственное объяснение результатов эксперимента также не было полностью адекватным. Были ли пассивность, депрессия, беспомощность, нервные расстройства со стороны заключенных всего лишь замечательной игрой, предназначенной для того, чтобы угодить экспериментатору? Даже если можно симулировать сильное эмоциональное расстройство, то психосоматическую сыпь, скорее всего, нет.
