Официантка, очевидно давно знавшая Тыкмарева за тароватого клиента, быстро сервировала стол.
Наполнив шампанским (его было принесено две бутылки) фужеры Доротеи Георгиевны и Лилиан, Тыкмарев потянулся к стопке Леонида с графином коричневой жидкости.
Ожегшись коньяком, Леонид торопливо закусил ломтиком апельсина.
- Больше не буду пить.
- И не надо. Ты закусывай как следует... Икорки съешь, потом сардинки.
После двух рюмок, Тыкмарев покраснел и оживился.
- Должен прямо тебе сказать, племянник, одобряю? Одобряю тебя за то, что ты приобрел вещь!
"Вещь" в понимании Леонида была предметом. Ему вспомнились надписи на вокзале и в бане: "Сдавайте вещи в камеру храпения", "Часы и ценные вещи сдавайте на хранение банщице". И английская булавка, и хомутик от ремешка тоже вещи. Но назвать вещью машину!
Леонид только что собрался возразить Сергею Семеновичу, но в это время из парка донеслись звуки музыки: на эстраде исполняли в высшей степени минорный вальс, и он показался Леониду необыкновенно красивым. Понравился вальс и Доротее Георгиевне.
- Какая очаровательная музыка! - воскликнула она. - Я могла бы вечно слушать такую музыку.
- Долго слушать - спать захочется, - ответил Сергей Семенович.
- Ах, нет! Я хотела бы умереть под звуки прекрасной мелодии! - во всеуслышание заявила Доротея Георгиевна, оглядываясь на музыкантов.
Как всегда бывает у здоровых людей при слабом опьянении, чувства захмелевшего Леонида обострились. Он стал замечать то, чего не замечал раньше: его внимание привлекло странное разлапистое пятно на скатерти, очень что-то напоминавшее. Напряг память и вспомнил: пятно было похоже на остров Целебес, изображенный на школьной карте восточного полушария.
Через два столика, слева, сидела еще одна компания: группа молодых людей. Все они были острижены одинаково, "под бокс". Походило на то, что перед приходом в ресторан они наскоро подстриглись в одной парикмахерской. Пили, видимо, долго: стол был густо уставлен пивными бутылками. Один из парней, хорошо сложенный брюнет (лицо его показалось Леониду знакомым), был трезвее товарищей. Он упорно смотрел на Лилиан, втолковывая что-то соседу. Тот тоже посмотрел и громко сказал:
- Есть взять на мушку!
- Не шухари, балда!
Разговор этот не понравился Леониду, и, передвинув стул, он закрыл Лилиан своей достаточно широкой спиной.
Она, опершись на стол левой рукой, ела пломбир и тихо говорила с отцом. Тот ей возражал. Донеслась его фраза:
