− К сожалению. Что прикажете делать с телом? Его нельзя оставлять здесь, к тому же на его теле заметны следы пыток. Следователям Имперского Корпуса не составит труда понять, что случилось с Советником Государя.
− Инсценируйте нападение на машину. Тело должно сгореть без следа. Для всех мой старый друг Кирилл погиб в результате покушения врагов. Тем более, что оно было бы не первым, а врагов у него было немерено, − мужчина решительными шагами направился на выход, бросив напоследок своему псу: − Дом сжечь! Следов не должно остаться!
Тени. Они метались вокруг, звали к себе. И сквозь этот серый призрачный круговорот я вновь видел её глаза. Той молоденькой запуганной девушки с чёрными, как ночь глазами, которая не по своей воле стала шахидкой. У неё отняли того, кого она любила и дали неправильную цель. Обманули, воспользовались горем. Не она первая, не она последняя, но я так и не смог забыть ни её, ни мерцающий силуэт того, кто просил за неё. Я почти успел. Почти спас и её, и себя. Ещё несколько минут, и взрывчатка была бы обезврежена, но… Пуля оказалась быстрее моих пальцев. Я так и не понял, как она, эта хрупкая испуганная девушка, смогла меня вытолкнуть из пустого, к счастью, автобуса. Но мне это мало помогло. Я был слишком близко, и яростно взревевший огонь не пощадил меня.
Потом огонь вновь сменяется ночью. Она приходит не спеша, неся с собой успокоение от тоски, от боли, от одиночества. Я помню миг, когда машина, ведомая моей рукой, слетела с моста. Помню дикий визг того, кто убил мою семью. Он умер первым. Я помню, как наблюдал сквозь пелену безумной боли за языками пламени, лизавшими машину, проникавшими внутрь, чтобы забрать меня, окутать своим жаром, своей яростью. Миг, когда всё заволокло огнём, я помню наиболее отчётливо. Может быть, потому, что тогда я умер?
Я ушёл в огне, я вернулся в огне. Вокруг снова была ночь, но не тёмная и бархатная, а тревожная, кричащая чужой болью и тоской. Я открыл глаза и увидел его. Дед. Он тряс меня и плакал. Плакал от радости, что его единственный внук жив. А я смотрел на него и не мог понять, кто он и где я нахожусь. Я умер, и я был жив. А потом было долгое беспамятство и снова глаза Деда. Он всегда был для меня именно Дедом. Я снова увидел его глаза, но в них больше не было надежды. Он знал, что его внук умер. Он знал, что я не он. Не тот маленький девятилетний мальчик, которого он без памяти любил, лелеял и изо всех сил пытался защитить. Но Дед выстоял. И я вместе с ним. Рука об руку, плечом к плечу. Если бы не Дед, быть может, я сошёл бы с ума.
