Иллюстрацией к интервью Наоми Вульф стала не фотография ее самой вместе с Ратаковски, а занимающее целую страницу фото Ратаковски, на котором она, обнаженная, сидит верхом на белой лошади без уздечки и седла. Когда она объяснила Вульф, что считает себя «феминисткой нового типа», ее аргументы, как ни странно, похоже, удовлетворили автора книги «Миф о красоте»218. Селфи в обнаженном виде, которое Ратаковски сделала вместе с Кардашьян, она назвала проявлением сестринской солидарности после того, как последняя подверглась травле за свое предыдущее селфи, для которого впервые разделась догола. Ратаковски удалось убедить Вульф, что это действительно доказательство новых прав женщины, хотя, согласно статистике, опубликованной в это время британским правительством, самооценка молодых женщин упала ниже, чем когда-либо219.
Как нам размышлять об этом причудливом нарративе, не говоря уже о том, чтобы строить какие-то теории? Все те из нас, кто изучал – пусть и очень непродолжительное время – новую область культуры знаменитостей, стремились найти заветную универсальную методологию, с точки зрения какой бы научной дисциплины или практического подхода они ее ни рассматривали. Искомая методология должна была бы с одной стороны, обеспечить подлинно политическую перспективу, а с другой – наконец позволить свести воедино разрозненные фрагменты этой неопределенной области исследований. Нам надо каким-то почти магическим образом выработать корректную интерпретацию бесчисленных, многообразных и постоянно меняющихся событий в мире знаменитостей, которые мы могли бы осмыслить как нечто целое. Трудно сказать, какие из ранее написанных научных трудов лучше всего могли бы помочь нам понять непрерывно происходящие вокруг нас изменения и новое, безудержное потребление товаров и образов. Через пятьдесят лет после того, как Ги Дебор написал «Общество спектакля», сложно определить, каким образом «спектакль одновременно представляет собой и само общество, и часть общества»220, поскольку он превосходит все, о чем он говорил. Перед этой эпохой потребления, не только демонстративного, но и беспрерывного, хитроумно стирающего границы между всеми социальными слоями и уровнями дохода, Торстейн Веблен бы только развел руками221. Печаль, а то и недоумение различных представителей Франкфуртской школы были бы более чем понятны222.
Возникает соблазн рассматривать отдельный аспект этих исследований, например анализируемый здесь образ Кардашьян как гламурной знаменитости, на фоне модели, предполагающей чередование различных «исторических стадий» в отношениях между символами и реальностью, как показывал Бодрийяр в «Симулякрах и симуляции»
