— Нет, не смейся. А тебе разве не кажется иногда, что ты жил на земле и раньше? Ну, в те самые времена, которые тебе особенно нравятся из истории? Какие времена тебе особенно нравятся, Леня?
— Не времена, а люди.
— Хорошо, пусть люди.
— Когда-то я мечтал быть Наполеоном.
— Так. А еще?
— И Александром Македонским.
— А еще?
— Но самой моей заветной мечтой было стать пожарником.
— Ну вот, снова ты все поднял на смех!
— Это я с горя, Клыч. Ведь я так и не стал пожарником. Ну, а Наполеон, когда я подрос, померк в моих глазах. Он был захватчиком, оказывается. И Македонский был не лучше. Подумать только, он даже посмел в Туркмению вступить. Кстати, вы не встречались? Тогда, в бытность твою до нашей эры?
— Нет, с ним нет. Но я гнал его воинов. Я гнал их с нашей земли. Я и горстка моих товарищей. Крошечный отряд. Но мы наводили ужас на завоевателей. Наши кони были быстрее ветра. Наши стрелы всегда настигали цель.
— Помню, помню, мне докладывали о каком-то отчаянном кочевнике из племени теке. Так это был ты?
— Я. Но только из племени иомудов. Нас считают не воинственными, но это не так.
— Верно, из племени иомудов. Да… А потом мы встретились в киноинституте. Помнишь, в коридоре возле лестницы с бронзовыми кентаврами?
— Помню. Ты стоял у стены с Марком Шпильбергом и с ребятами из сценарного, и Марк рассказывал вам свои одесские истории. Я подошел, и ты кивнул мне, чтобы я тоже послушал Марка. Я понял, ты гордишься Марком, тем, как он здорово рассказывает. Слушая его, мы тогда от смеха садились на пол.
— Все-то ты помнишь… Марк погиб в первые дни войны. Хороший был парень.
— Да, очень. Никто не знает, что его ждет впереди.
— Это верно. Но Марк Шпильберг был самый мирный из нас, самый невоенный.
— Интересно, о чем он мечтал в детстве?
— Этого никто теперь не узнает.
— Жаль его. Жаль всех, кто погиб молодым.
— Ага, вот вы где, Клыч! — В комнату быстро вошел Денисов. Повернулся, глянул с прищуром в печальные лица друзей. — Кого вы тут оплакиваете, вгиковцы?
— Всех, — сказал Леонид. — Весь род человеческий. Присоединяйтесь к нашему плачу.
— Некогда. Послушайте, Клыч, как вы насчет того, чтобы пойти на картину вторым оператором?
— На какую картину?
— На ту, что снимается.
— Нет.
— Это не ответ, Клыч. У студии одна-единственная картина, вы на студии первый туркмен — оператор с дипломом и правом снимать художественные фильмы. Вам нельзя стоять в стороне.
— Я не собираюсь стоять в стороне. Будет другой фильм, не комедия, и я стану работать хоть ассистентом оператора. Я не понимаю комедий.
