Так им и не удалось установить социализм по всей Европе, запродавши ее советскому режиму. Не повезло им, как тому цыгану из старинного анекдота, который решил поставить эксперимент — отучить свою лошадь есть. И ведь что замечательно: уж совсем было преуспел, уж лошадь вроде бы сама есть отказывалась, но… сдохла. Про Хельсинские же соглашения — те, что торжественно подписали в 1975 году 35 стран, — практически все забыли. Конечно, формально их никто не отменял, а начавшаяся в 1980 году Мадридская конференция по их «проверке» тянулась чуть не пять лет. Но кто на это обращал внимание, кроме нас? Осужденные «хельсинцы» продолжали сидеть по тюрьмам да лагерям (четверо к тому времени уже погибли), а Советский Союз продолжал пользоваться теми односторонними преимуществами, которые ему этот договор подарил. Наконец к десятой годовщине его подписания мы — большая группа диссидентов — обратились с призывом прекратить это издевательство над здравым смыслом и денонсировать «соглашение», превратившееся просто в фарс.
«Мы сделали все возможное со своей стороны, чтобы Хельсинское соглашение могло служить миру и демократии. Однако мы не видим больше для себя возможности продолжать поддерживать соглашение, которое не только не сумело осуществить свои гуманные цели, но не смогло даже защитить своих наиболее искренних сторонников, соглашение, которое превратилось в орудие подавления в руках советских правителей. Мы обращаемся к правительствам западных стран с призывом аннулировать, свести на нет Хельсинское соглашение.
Мы продолжаем верить, что мир во всем мире может и должен основываться на правах человека. Поэтому до тех пор, пока Советский Союз не докажет конкретными действиями свою готовность соблюдать права человека, любое соглашение с ним в отношении мира или контроля за вооружением будет всего лишь самообманом».
Нужно ли говорить, какое негодование вызвало наше заявление у «всего прогрессивного человечества»?
Безусловно, картина «детанта» 70-х гг. останется и неясной, и незавершенной, если мы не коснемся — хотя бы поверхностно — роли США в этой игре. А понять эту роль невозможно без самого общего представления об американской политической культуре и психологической атмосфере, господствовавших в то время. Должен оговориться, что могу оказаться сильно необъективным: я не люблю Америку, невзлюбил ее с самой первой минуты, как там оказался. Достаточно было мне на первом же своем выступлении в одном из университетов, в феврале 1977 года, увидеть эти вечно открытые (или жующие) рты, эти не замутненные никакой мыслью, сияющие идиотским энтузиазмом глаза, как я понял, что объяснить этим людям мне никогда и ничего не удастся. Да и не только мне, но, видимо, и никому, кто будет апеллировать к логике, разуму, рассудку — словом, к отделам мозга, расположенным выше мозжечка.
