Но Марфа продолжала смотреть. И Туманная пелена не помешала ей разглядеть в толпе знакомый силуэт. Женский силуэт. Облаченная в монашеское платье с аккуратно подшитым воротничком, с крепко затянутым поясом на талии и с деревянным треугольным кулоном на шее… она… кто же она? Марфа никак не могла разглядеть ее лица, но в том, что слухарка эта пришла из Северного собора, не сомневалась. Но как? Как могла одна из слухарок оказаться здесь, в этом чудовищном месте?!
Слухарка, аплодирующая Дедрику; слухарка, скандирующая его имя; слухарка, что сейчас улыбается под темной вуалью и складывает руки так же, как делает это пред алтарем Огнекрыла.
Как же далеко успели разрастись сети Дедрика? Сколь много умов успели пленить его речи? И скольких слухарок уже успела заразить эта отравляющая хворь?..
Амулет на шее у слухарки чуть качнулся. Глубокая трещина пролегала на поверхности кулона и по диагонали перечеркивала серповидный месяц. Это могла быть та, кого она наставляла, или… даже та, у кого она сама наставлялась? Одна из тех, кого она слушала, кого уважала. Марфа всё смотрела и смотрела на эту трещину и никак не могла отвести от нее взгляд. Словно трещина эта превратилась в огромную расщелину под ногами, а Марфа взяла и шагнула за ее край и теперь никак не выберется обратно…
Чужие силуэты, хлопающие ладони и улыбки — всё это перемешалось и слилось в одно бесформенное пятно, а затем рассеялось. И снова морозный воздух, снова обледеневшие леса и безграничные поля, засыпанные снежным песком. Тело Марфы, бережно хранимое Туманной шалью, не замерзло в снегах. И когда слухарка вновь открыла глаза, ей было тепло. Ей было жарко. Сердце ее билось невероятно быстро, а в душе загорелся яростный огонек, в любой момент готовый разгореться целым кострищем. Когда-то Марфу испугал огонь, а теперь он пылал у нее под кожей.
— Мне… мне нужно обратно в собор! — слухарка резко вскочила на ноги. — Мне нужно узнать… нужно…
Она рванулась куда-то вперед, но пушистый пар окутывал все вокруг так, что ни одной тропы не разглядишь, а собора и вовсе не видать в этой мглистой пелене.
— Туман… — сузив глаза, Марфа негодующе посмотрела прямо на него, но сейчас взгляд Туманного бога был непроницаем. Недвижимо замерев напротив слухарки, он почти сливался с дурманящим воздухом и снежными дюнами и казался совсем чужим, незнакомым. Совсем как тогда, когда Марфа впервые по-настоящему увидела его, — в день прощания с мертвыми, в день, когда ветер смешивал пепельные песчинки со снегом.
