В самом центре этой фантасмагории Марфа закрывала глаза и, казалось, что больше нет в мире ничего материального, а есть лишь какофония звуков, из которых ткался мир — все живое и неживое. Марфа напевала слова из Писания, и этот старинный язык уже не казался ей таким уж витиеватым и непонятливым. Каждое слово, каждый звук становился ей родным. Словно когда-то давно эта речь была ей дана от рождения, но спустя века она ее позабыла. А теперь снова вспомнила. Когда-то… когда не было земель и морей, не было животных и растений, не было птиц… а был лишь пепел.
«Возвращайтесь к Огнекрылу! Возвращайтесь туда, где снова обретете возможность летать!»
И теперь этот пепел снова горящими искрами парил в воздухе, взвивался в небо с клубами дыма, а затем оседал на снегу, на лицах родных и любимых, на лицах незнакомцев и случайных встречных. Подхваченный ветром, он летел туда, где обрывалась земля, и, распадаясь над морем, пепел растворялся в морской пене.
Марфа медленно выдохнула. Она открыла глаза и где-то вдалеке заметила силуэт человека. Он стоял на самом краю пустыря, а вслед за ним волочился долгий туманный шлейф. Слухарка не могла разглядеть его лица, но отчего-то ей казалось, что смотрит он прямо ей в глаза… и улыбается.
Забираясь на самые высокие вершины скал, Туман смотрел на небо, угасающее после изнуряюще долгого дня. Порой Туману кажется, что только эти мгновения и придают смысл его существованию. Смешивая границы меж небом и землей, он высвечивает краски, и все вокруг становится тусклым, приглушенным. Но была и в этой блеклости своя особенная красота.
Туман всегда был трусом. Он любил заманивать людей в ловушку, любил стирать с ландшафта здания и крепости, любил кружить вокруг кораблей и запутывать тропы животных, но стоило кому-нибудь попытаться приблизиться к нему, как Туман тут же отдалялся, тут же прятался за ближайшими пригорками и камнями. Но встретив Марфу, ему не хотелось больше убегать, впервые ему захотелось оказаться к человеку настолько близко.
Но Марфа отвергала его. И возвращаясь в собор туманными тропами, она не боялась заблудиться. Все дороги были давным-давно выучены ею наизусть, и путь обратно найдет она даже с закрытыми глазами. Марфа пряталась за ширмой своей темной вуали точно так же, как Туман кутался в глубине своих пушистых шуб. Но суровость ее взгляда и упрямство лишь подстегивали Туман плотнее оседать у нее на плечах. Пусть делает вид, что совсем не видит и не слышит его, так даже лучше. Ведь он может творить все, что вздумается. Без зазрения совести может слушать ее тихое дыхание, может обвивать призрачными руками ее талию и украдкой заглядывать в ее нахмуренные глаза под монашеской фатой.
