Глава восьмая
БЕСПОКОЙНАЯ ВЕСНА ВОСЕМНАДЦАТОГО
Криминал мельчает, когда город перестаёт быть столицей
Не так давно бойкие московские политпиарщики выдумали для Петербурга вывеску: «криминальная столица России». Принцип — «держи вора»; задача — перевести стрелки. Криминальной столицей любой страны является её реальная политическая столица, средоточие активных людей, амбициозных идей, неправедных денег и коррумпированной администрации. Сегодня Москва управляет российским криминалом, и чем жёстче официальная вертикаль власти, тем очевиднее и теневая зависимость региональных преступных миров от федерального криминального центра. Был и Петербург-Петроград главным штабом российской преступности — пока оставался столицей России. Семнадцатый год и начало восемнадцатого — звёздный час и политический триумф питерского криминала. Когда советское правительство умчалось в Москву, Петроград как-то сразу изменился, вылинял, притих. Преступность на брегах Невы не угасла, но стала заметно мельчать, приобретать провинциальные завитушки, теряя при этом вселенский размах.
Четверть фунта хлеба «нарыло»
Петроград той весны разительно отличался от осеннего. Как будто в снежный и сумрачный тоннель зимы ворвался молодой, полный безумной энергии город, а вынырнул на мартовский свет — другой, опустошённый, постаревший. Вечерами на улицах темно: фонари побиты и топлива нет. Схлынули вооружённые толпы солдат и матросов. Одни из них ушли на зыбкий Германский фронт, под Нарву, Псков и Гомель, где и после подписания «похабного» Брестского мира было неспокойно; другие умчались в шумных и прокуренных эшелонах на Украину — поддерживать неустойчивый Всеукраинский ЦИК Советов против гайдамаков Петлюры и Скоропадского; иные вовсю резали «буржуев» на Дону и вели с переменным успехом бои против добровольцев Корнилова и Деникина. С 11 марта в течение двух недель от перронов Николаевского (ныне Московского) вокзала один за другим отходили правительственные поезда, увозя в Москву комиссаров, совработников, служащих Народных комиссариатов и министерств, вновь созданных управлений и недоупразднённых департаментов. Да и простым обывателям, тем «цыплёнкам жареным», которые пели о себе в песенке: «Я не советский, я не кадетский, я просто мирный гражданин», нечего было делать в голодном, промёрзшем за зиму, опустошённом грабежами и реквизициями Петрограде. По весне начался исход жителей из города.
Продовольственный дефицит, нараставший в течение осени-зимы, весной обернулся настоящим голодом. Стали исчезать пресловутые «хвосты» — очереди, появившиеся у дверей продовольственных и мелочных лавок ещё до революции и пышно разросшиеся в семнадцатом году. Исчезли потому, что покупать стало нечего. Основные продукты, а именно хлеб, капуста, огурцы, изредка солонина и сушёные овощи, распределялись отныне в ничтожных количествах по карточкам и по твёрдым ценам. Остродефицитны спички, мыло, свечи и керосин; скоро и их будут распределять по карточкам. Свободная торговля превратилась в спекуляцию, борьба с которой ведётся сурово: полное название ЧК в то время — «Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией». Не покладая рук работает Продовольственная комиссия Бадаева; под её началом красногвардейцы осуществляют ежедневные обыски и конфискации припрятанных частниками запасов; когда всё, что можно было, выгребли — комиссия была ликвидирована (20 марта).
