Уголовная лексика активнейшим образом проникала и в речь революционеров, участников подпольных организаций, появившихся в 1860-х и весьма умножившихся в 1870-х годах. Впрочем, удивительного здесь ничего нет: революционеры-конспираторы, каки профессиональные преступники, нуждались в собственном языковом коде, помогающем отделить своих от чужих; революционеры контактировали с уголовным миром в местах заключения. Именно поэтому пресловутое «товарищ», перекочевав из языка каторжников в лексику революционеров, стало в их среде почётным обращением своего к своему:
Наше слово гордое «товарищ»
Нам дороже всех красивых слов.
По этой же причине уголовно-сентиментальное обращение «браток», «братишка» и производный термин «братва» так удачно переплелись с революционно-социалистическим понятием всеобщего «братства». В годы Гражданской войны «братками» называли себя представители передового отряда революции — красные матросы. А в песне про Первую конную пели: «Будённый, наш братишка…». Кстати, Первая конная в 1919–1920 годах прославилась своими бандитскими эскападами, пожалуй, больше, чем военными победами.
Преступление и… оправдание
Между революционной и преступной средой, конечно же, есть важное различие: цель действий. Альтруистическое и фанатичное служение идее светлого будущего, достигаемого через революционную борьбу, — и эгоистическое стремление к сытой 9 и весёлой жизни любой ценой. Впрочем, и тут пропасть не так уж непреодолима — вспомним гедонизм социалиста-революционера Азефа или стяжательство религиозного коммуниста Гапона. Отметим и тот факт, что и преступная среда время от времени рождала весёлых Картушей и благородных Робин Гудов, идейных борцов против частной собственности и спокойного сна обывателей. И уж в чём точно сходились преступники и борцы за светлое будущее — так это в стремлении скрыть пружины и механизмы своей деятельности от глаз общества. Создать тайные организации с жёсткой дисциплиной и далеко манящей стратегией.
Исторический параллелизм: подпольные революционные партии и преступные синдикаты начали появляться в России практически одновременно: в 1860-1870-х годах. Нечаевское дело — суд над первой в России подпольной конспиративной революционной организацией — почти совпадает по времени с Делом червонных валетов, в ходе которого, тоже впервые, была разоблачена разветвлённая преступная сеть, орудовавшая в крупнейших городах империи. Даже количество подсудимых в обоих процессах примерно одинаково: около полусотни. Увы, это было только начало. В последующие десятилетия и революционное подполье, и криминальные сообщества стремительно росли вопреки усилиям властей.
