- Летим, летим, а поворотного пункта почему-то не видим? -спрашивает Жуков.- Где он, Володя?
- Впереди, - отвечает Владимир.- Одна из трех деревушек.
- Из каких еще трех? Я вижу только одну...- В голосе нотки нетерпения, просьбы: - Посмотри, Володя, на карту.
Нагнувшись, штурман сличает карту с местностью. Ему очень мешает маска. Не только смотреть, даже дышать. Владимир срывает ее. Мороз обжигает лицо.
- Ты отморозил щеку! - кричит Жуков, повернувшись к задней кабине.
- Ерунда! - отмахивается штурман. - Успокойся, поворотный пункт впереди, летим точно.
Но летчик уже не слышит его. Убрав обороты мотора, он идет на посадку. Впереди и немного левее - стог сена. Рядом подводы, люди. Туда и планирует Жуков. Потеряв ориентировку, он решил восстановить ее опросом местных жителей. Способом, который предусмотрен наставлением по штурманской службе. Но это крайний способ, как говорят, на худой конец. Ибо связан с вынужденной посадкой. А за нее не похвалят. Вынужденная посадка из-за потери ориентировки - позор для экипажа, и прежде всего для штурмана. И хуже всего, что летчик принял решение сам. Даже не посоветовался, не предупредил. А он обязан был это сделать. По закону. По наставлению.
Пробег закончился около стога...
- Чего ты сел? - закипает от гнева Владимир.
- Надо же тебе щеку оттереть... Заодно спросим, какая это деревня.
- Я же тебе сказал. Зачем спрашивать?
- Для надежности.
Люди обступили машину. На вопрос Жукова: "Какая это деревня?" сказали, что здесь не одна, а три. Ближняя к лугу - Колосово. То, что и говорил Константинов. Пряча глаза, Жуков шагнул на плоскость, снял с руки меховую крагу, оставил шерстяную, наклонился к Владимиру.
- Не ворчи... Я сейчас разотру...
Обида подступила к горлу, обожгла глаза. Владимир отвел от лица руку летчика.
- Не доверяешь... Уйди.- И добавил: - Не теряй времени.
Жуков правильно понял последнюю фразу. Надо срочно взлетать. Надо, чтобы об этой позорной для экипажа посадке не узнали товарищи и командиры. Сзади, с пятиминутным интервалом, идет другой экипаж, он будет здесь через три минуты, надо взлететь до этого. И Жуков взлетел.
"Скрыть, не доложить о вынужденной посадке - плохой, недостойный комсомольцев поступок, - думал Владимир.- Но лучше пережить его внутренне, чем выносить на суд товарищей, говорить о вине летчика, не доверившего в сложной обстановке своему штурману. Как бы там ни было, но все-таки лучше, если отношения останутся прежними, хорошими. Тем более, что посадка для восстановления ориентировки разрешается наставлением. Главное - им вместе воевать. А разве можно воевать, вместе летать на боевые задания, если отношения испорчены, если между ними пробежала черная кошка? Можно, конечно, долг есть долг, но все-таки лучше, если и долг, и дружба". Так, колеблясь, терзаясь, думал Владимир.
