Поднявшись по Иорданской лестнице, он вошел в Арабесковую залу, где был встречен фрейлиной государыни княжной Анной Волконской.
— Ваше высокопревосходительство, — присела она в реверансе. — Её величество сейчас занята. Вы можете подождать?
— Я-то могу, дочка, — проворчал Суворов, игнорируя этикетные правила, — а вот дурные новости — нет. Доложи обо мне.
Фрейлина немного испуганно посмотрела на генерала и упорхнула в сторону личных покоев государыни.
«Милая девчушка. И возможно, что уже сирота. Вряд ли Пугач пощадит её отца — генерал-губернатора Москвы. Так что вполне вероятно, вороньё ему уже глаза выклевывает».
Снова сдавило грудь и перехватило дыхание, левая рука внезапно онемела. Генерал опустился на банкетку и потянул дрожащей рукой за шейный бант, ослабляя его. Адъютант с тревогой в голосе осведомился:
— Ваше высокопревосходительство, вам нехорошо? Позвать врача?
Суворов мотнул головой.
— Потом. После приема.
К моменту, когда вернулась фрейлина, боль ослабла и Суворов смог подняться на ноги. Вслед за девушкой он прошел в Зеркальный кабинет императрицы.
В кабинете кроме государыни находились Никита и Петр Панины и генерал-прокурор Сената князь Александр Алексеевич Вяземский. Они выжидательно уставились на вошедшего. Государыня, не вставая с кресла, сделала жест рукой, предлагая генералу садиться за стол.
— Очень хорошо, Василий Иванович, что вы пришли. Разговор у нас тяжёлый, и я надеюсь, что вы нам поможете прийти к решению. Но какие вести вы принесли?
Суворов опустился на стул и положил мелко дрожащей рукой пачку листов на стол.
— Вести у меня дурные, матушка.
Опять заболела грудина. Генерал сделал несколько сильных вдохов и произнес роковые слова:
— Пугачев разгромил Орлова и занял Москву. Ваш сын убит десять дней назад.
Ошарашенная тишина сменилась криками: «Как!», «Не может быть!», «Генерал, вы с ума сошли!». Но весь этот гвалт внезапно перекрыл то ли стон, то ли вопль Екатерины. Закрыв лицо руками, она дрожала. Мужчины замолкли. В зал ворвалась камер-юнгфрау Марья Перекусихина и кинулась к госпоже. В дверь неуверенно заглянули гвардейцы охраны, но тотчас же испарились при виде резкого жеста Вяземского.
Перекусихина, причитая и ругаясь на сановников, увела рыдающую императрицу в спальню, а мужчины остались в кабинете. Панин-старший, бледный как мел, сделал неопределенный жест в сторону Суворова и коротко потребовал:
— Объяснитесь, генерал.
Суворов окончательно сорвал с шеи платок и бросил его на стол. Потом оглядел присутствующих.
