Стороженков оцепенел. Он не мог выдавить из себя ни слова. Он лишь тяжело вздохнул.
— Правильно, с ответом не спеши, — продолжал Зарубин. — Мой совет такой: взвесь все как следует. Подумаешь — приходи с рапортом.
Потом Зарубин представил себе, как к нему явится Стороженков. Не войдет, а влетит. Разгоряченный, обиженный, уязвленный до глубины души: «Никакого рапорта писать не буду. Никуда из своего полка не уйду. Я летчик-истребитель, и никто не отлучит меня от этого чудо-самолета. Никто!»
Зарубин вышел бы тогда из-за стола: «Вот это я одобряю. Одобряю, мой боевой летчик-истребитель!» Эта встреча виделась ему светлой, окрыленной, как сам полет. И Зарубин ждал Стороженкова. Ох, как ждал! Ведь сам он поступил бы только так, а не иначе, случись с ним подобная история.
Стороженков пришел к Зарубину через два дня. Ни слова не говоря, подал рапорт, совсем не веря тому, что с самим происходило, и еще на что-то надеясь…
И вот Стороженков ведет транспортный двухмоторный самолет. В авиации его называют воздушным кораблем. Спокойно сидит за штурвалом, по-хозяйски следит за приборами, время от времени поглядывая за борт. Зарубин восхищается: летает Стороженков! Летает! И к нему приходили мысли, которые оправдывали и его, и Стороженкова. Не всем же поспеть за стремительным двадцатым веком. Не у каждого психика успевает перестроиться, прийти в соответствие с бурно развивающейся научно-технической революцией. У кого-то могут быть и срывы, будь он кем угодно. Но в жизни всегда можно найти человеку место по душе.
Дождь и серая рвань туч остались позади. К земле все чаще и чаще пробивались солнечные лучи. Они выхватывали из дневной сумеречности то речку, то лес, то населенный пункт со сходящимися в нем дорогами. Скоро небо совсем очистилось, горизонт открылся, и вдали показался Косой бор. Белые домики, летное поле с серой посадочной полосой, полустанок и «сержантская тропа». Вдали возвышался и косо, под острым углом, уходил за горизонт сосновый лес. Стороженков энергично снизился и уверенно зашел на посадочный курс.
В полку был летный день. Самолеты резали свистящими крыльями воздух, и в окнах служебных зданий то и дело рождалась и угасала лихорадочная звень, гудела и успокаивалась земля. У людей был суровый и в то же время возвышенный вид. Новейший самолет полностью покорился им, стал их боевым оружием. Всюду, где Зарубин был, он отмечал удивительную гармонию неба, людей и самолетов. И это настраивало его на добрые мысли. Да, кипит жизнь… Все, как при нем.
