Впереди был долгий зимний месяц битв. Три русских рати словно катком прошлись по финским лесам, выбивая укреплённые селища по отработанному и обкатанному в самом начале способу.
Осечка получилась уже на последнем, самом северном селище возле озера Оулуярви, что было ближе всех к шведским материковым землям, и по слухам именно там в своё время-то и стоял большой шведский отряд. Всё здесь было как обычно. Два десятка оленьих упряжек, расходясь на безопасном расстоянии по бокам от частокола, высадили своих пластунов и направились в тыл за очередной партией. Редкие головы противника мелькали за частоколом, посылая одну за другой стрелу в русских. Андрей стоял в отдалении и наблюдал, как скоро работают его розмыслы, собирая онагр камнемёт. Вот один, а следом и другой камень ударили в ворота и в частокол, руша тяжёлыми снарядами дерево. Вот-вот ринуться вовнутрь штурмующие и растекутся потом по внутреннему двору. Но что-то было не так вокруг. Было какое-то несоответствие в привычном уже ходе штурма. Три сотни приданных пеших находников разогревали себя, свистя и озорно выкрикивая в сторону ворот. У Андрея им раздолья не было, и нужно было успеть ворваться вовнутрь да пройтись по амбарам и котам, иначе бригадные махом потом вышибали их наружу, не давая всласть там покуражиться. Огромный и длинный детина, за своё телосложение прозванный Журавлём, вдруг сунул грязные пальцы в рот и пронзительно свистнул. Андрея вдруг как током ударило! Не было привычного шума за частокольными стенами! Не было того шума и панического ора, который всегда предшествовал их штурму. В селище же перед Андреем было тихо. Лишь изредка вылетали оттуда редкие стрелы, как бы создавая видимость присутствия воинов. На своё место, в самое безопасное, как всегда и было, на задах с противоположной стороны от ворот, уже ближе к дальней опушке выдвигалась и спешивалась там же курсантская сотня. Андрея как будто встряхнуло. Именно туда, по неготовым к ближнему бою мальчишкам и было удобнее всего ударить невидимому пока им врагу.
Всё предусмотрел умудрённый жизнью Сотник, но именно тут он сам же и сплоховал, подставляя под удар своих сопливых пацанов. И словно пронзаемый быстрой как ток мыслью пронеслось всё это через его разум, показывая последствия этой своей роковой ошибки. Проткнутые насквозь копьями тела, разрубленные мечами и секирами их части и кровь, кровь, кровь на всём белом снегу! Кровь его мальчишек, третьяков…
