— Ты хочешь, чтобы я вел себя по-другому?
— Иногда, мне кажется, да.
— Тогда ты мне не нужна.
Ее лицо стало пустым, боль, причиненная моими словами, стерла с него всякое выражение.
— Ты не должен так говорить.
— Нет? Тогда не лезь в мои дела. В противном случае ты перестанешь быть бабой и станешь старой каргой. Я буду делать то, что хочу, а иногда то, что должен. Только одного я никогда не приму — женской сентиментальности и жалости. Когда я работаю, не стой за спиной. Ты знаешь, чем я занимаюсь, и поэтому не старайся мною управлять. Еще не родилась мать той женщины, которой бы это удалось. Я делаю свои дела по-своему, и если ты не понимаешь, что я мудрее тебя на двадцать лет, то тебе нечего делать со мной, направь свои старания в другую сторону, детка. Найди себе парня, который будет ползать перед тобой на коленях, ясно, куколка?
Рондина изучающе посмотрела на меня, улыбнулась и смиренно пожала плечами. Но ее глаза смотрели твердо. Она была таким же профессионалом, только молодым, и на ее счету уже было несколько убийств.
— Ясно, Тайгер. — Она повернула ручку, открыла дверь и, обернувшись через плечо, спросила: — Ты еще любишь меня, Тайгер?
— Будь рядом, и обретешь нелегкую долю.
— Тебя и твою игру словами, — сказала она.
Хал Рэндольф устроил настоящую инквизицию. Я много раз и раньше проходил через процедуру запугивания. Сейчас они разыгрывали передо мной сцену, чтобы произвести впечатление.
Здесь были руководители трех служб, их лица я хорошо знал. Два профессиональных стенографиста восседали за своими столами, готовые записывать каждое слово, чтобы потом можно было проанализировать все в деталях. И, наконец, Рэндольф во главе стола, пытавшийся изобразить дружескую улыбку, чтобы я почувствовал себя свободней.
Я встретился взглядом со смеющимися глазами Чарли Корбинета, который сидел за дальним концом стола, и подмигнул ему. Затем выдвинул из-под стола единственный свободный стул и неуклюже сел на него, чувствуя снова боль в боку.
— Итак, джентльмены? — сказал я.
Стенографисты это немедленно записали.
Рэндольф прочистил горло и еще раз взглянул на меня, но дружеское выражение исчезло.
— Я сразу приступлю к делу. Мистер Корбинет передал мне ваш разговор. Имея в виду недавние… события, мы хотели бы получить информацию из первых рук.
— Хорошо, — ответил я. — В деталях?
— Ис самого начала.
Мой рассказ занял не более трех минут. Казалось, что- то зловещее, словно дыхание смерти, нависло в комнате, и лица собравшихся окаменели. Стенографисты записали все дословно. Они, казалось, не много поняли из сказанного и оставались спокойными. А может быть, они привыкли слышать подобное, и мое сообщение было для них еще несколькими строчками в книге гибели человечества.
