— Аэдра, прошу, проследи за доставкой медикаментов. И присматривай, — он кивает на меня, — за этим вот. Внимательно.
Женщина бросает на меня взгляд холодных фиолетовых глаз. Она отвечает на моем родном языке.
— Ваш голос, мои руки, Первый Танет.
Тайлер Джонс, вскинув бровь, вопросительно смотрит на меня. Я киваю в ответ, заверяя, что все будет в порядке. Мой отряд сопровождает путников в лифт, который выглядит еще старше Танета и вдвое дряхлее.
— А вы, ребята, ведите себя хорошо, — улыбается Финиан де Сиил.
Лифт, громыхая, медленно поднимается на верхние этажи. Он вздрагивает, после чего останавливается, без видимой причины, и наш техник бьет по панели управления кулаком, после чего, тот снова продолжает движение. Наконец, мой отряд исчезает из виду. Я остаюсь один на один с этой женщиной.
Она высокая, гибкая. Кожа смуглая, волосы серебряные, зачесаны назад и сверкающими волнами падают на плечи. Теперь, когда Земляне скрылись из виду, она позволяет себе открыто выказать мне свое презрение, скривив губы и сверкая ненавистью в глазах. Я в курсе, что она телепатически просканировала меня — моя мама тоже из Каббалы Ходоков, и она обучила меня знакам. Я ощущаю мягкое давление разума Аэдры на мой собственный, пока она скользит по моим мыслям.
Бросаю взгляд на ее руку, которая сомкнулась на пси-клинке, и вижу глиф на указательном пальце. Она кажется слишком молодой для зова Притяжения. И, тем не менее, по слезинке в кольце, я понимаю, что любовь всей ее жизни уже мертва и вернулась в Пустоту.
— Пусть духи проводят его домой, — говорю я.
Она срывается с места. Быстрая, словно солнечный луч. Рукоять ее пси-клинка описывает в воздухе дугу, в ее глазах появляется молния, когда она останавливает острие у самого моего горла.
Что-то вспыхивает во мне, стоит ей взмахнуть своим клинком.
Зов в моей крови.
Враг внутри.
Но я прогоняю его. Заставляя себя успокоиться.
— Быть может, тебе удастся обмануть тех детей, что ты называешь своими сослуживцами, — рычит она, — но я вижу твою душу. Ты рожден для жестокости. Пропитанный кровью нашей родины. Ты и вся твоя жалкая родня.
Я знаю эту песню. Все кадеты — Сильдрати пели ее в академии. Все Сильдрати, которых я встречал с тех самых пор, как наша звезда сгорела дотла. Глиф у меня лбу, говорит сам за себя, еще до того, как у меня появляется шанс объясниться. Но я все равно говорю, надеясь, что на этот раз песня будет иной.
— Несломленные мне не родня, — говорю я. — Звездный Истребитель предал нас, уничтожив нашу Родину. Я скоблю вместе с тобой.
