— Но, мама, ты слабая еще, а там сыро, море.
— Море! Наконец-то! — хлопнула в ладоши Фира. — Там даже два моря! Сверху Охотское, снизу Японское! Ну я хоть там буду дышать, как дома!
— Мам, ну честно, ты у меня такая агройсен морячка! Ты ж на море в Одессе дай бог чтобы пару раз за год была!
— Не важно! Я хочу к водичке… — чуть не заплакала Фира.
— Хорошо, поедете к водичке, — сдалась Ксения.
Она не была послушной дочерью, но после всего пережитого в феврале сама была рада по-прежнему жить рядом с мамой. Слава Богу, партии и заведующему отделением, Фиру тогда спасли, вытащили. Придя в себя после реанимации и приоткрыв один глаз, она страшно огорчилась:
— Ой вэйзмир, опять больница!
— Это после наркоза, — похлопал Ксеню по плечу дежурный врач, — не огорчайтесь.
Но Фира продолжала сокрушаться:
— Ванечка, — заплакала она, — я видела Ванечку. Он мне снился, он меня за руку держал. Как тогда в Никополе, через забор… Ну зачем?! Зачем вы меня разбудили?!
Потом она закрыла глаза и долго и витиевато ворчала. Врач прислушался и напрягся:
— Это что, немецкий? Откуда она так хорошо его знает?
— Это идиш… Они похожи, — вздохнула Ксеня.
— Мам, ну что ты ругаешься? Ты хочешь, чтоб мы и без папы, и без тебя остались, а? Мама, тебе, между прочим, через неделю меня замуж выдавать.
Фира открыла один глаз:
— Не, вы точно не дадите мне спокойно сдохнуть! — Она внезапно села на кровати.
— Мама, ляг сейчас же!
— Так! — Фира нахмурилась. — Доця, не делай мне нервы! Ты определись: мне уже лечь окончательно или все-таки встать? Сколько человек будет? Это ж надо стол накрыть приличный. А тут ни курицы, ни овощей — одна козлятина какая-то, прости господи.
— Мам, тебе надо только новое платье. И все. Остальное моя забота.
— О, — Фира подмигнула Ксене, — потом в похоронный набор положу, чтоб добро не пропало. А стол, дочечка, это моя забота. А то как это — у тебя первая супружеская ночь, а ты усталая.
Ксеня всхлипнула и обняла маму: — Ну наконец-то! Вернулась!
Фира вышла из больницы цыпляче бледная и окончательно отощавшая. После коротких свадебных хлопот и застолья она снова потускнела, посерела и все чаще смотрела, не мигая, стеклянным взглядом в окно, куда-то в небо. А тут с этим переездом и морем снова защебетала и запорхала…
…Ксения Ивановна все-таки успела замочить свои модные кожаные ботиночки вместе с чулками на пухлых ступнях, неуклюже соскочив на массивный ряжевый пирс, который укреплял и расширял Сансаныч. Тогда она удивлялась — как это причал из бревен? А Ильинский объяснял, что это просто гигантский ящик из стволов сосен, наполненный камнями, и он спокойно выдержит не одну зиму.
