— Да этих олухов на такое дело пускать нельзя, — отмахнулся казак. — Они ничего не смыслят в наших делах, а вот пойти в загул — это с дорогой душой! Пробовали уже не единожды их к делу приставить — одни убытки от лоботрясов. Да и возраст у них призывной — загребут на войну на первом же вокзале. Нет, пусть дома сидят, так спокойней всем будет.
— А вы справку можете сделать в госпитале каком-нибудь на меня, что я комиссован? — прямо спросил Борис.
— Ты к чему это клонишь, мил человек? — протянул Митрич, прищурившись.
— А к тому, что полезность свою, чтоб долю справедливую получить, я на выпарке опия никогда не покажу, а вот если смогу увеличить доход в несколько раз, вот тогда никто не сможет мне сказать, что доля справедливая мне не положена, — с жаром произнес Вайнштейн.
— Так деньги любишь? — деланно удивился Митрич.
— Да, и не скрываю это, а еще больше я люблю большие деньги, и на сегодняшний день заработать их я могу только у вас.
— Ладно, ты сказал, я услышал, — хмыкнул Митрич. — Поешь ты складно и сладко… Ишь, чего придумал, грамм на грамм, где ж это видано-то такое… Ладно, обдумаю на досуге.
Досуг вылился в полтора месяца, но сделано было многое. Куплена была справка о комиссовании по ранению на имя Виктора Гиреева, не новая, но очень приличная одежда и чемодан с ремнями и пряжками. Буржуйский, как окрестил его Борис сразу, когда увидел.
— А эта красота мне зачем? Я не фраер! Мне наоборот — надо быть потише да пониже.
— Чемодан не простой, там донышко хитрое, как товар повезешь? Не подумал, дурья твоя башка?
— Да кто ж такие вещи в чемоданах возит? — возмутился Вайнштейн. — Его на первом же шмоне или патруль, или деловые вскроют. Тут надо что-то другое придумать.
— Еще чего? Решено — едешь с чемоданом и точка! — наступал Митрич.
— Конечно с чемоданом, но товар не туда нычим.
— Чего делаем? Не понял?
— Ничего, я все придумал. Я один еду или с кем-то из твоих казачков?
— Да куда там один, не настолько я тебе доверяю, — засмеялся Митрич и, повернувшись к двери в комнате, крикнул: — Заходи!
Такого Борька не ожидал — в комнату в сопровождении Игната вошла шаманка, та, что помоложе, в своем привычном облачении — в амулетах, обвешанная бусами и мешочками на поясе.
— А вот и местный лекарь пожаловал… Час от часу не легче, — пробормотал под нос Борис.
— Я с ней никуда не поеду, нас заметут на первой же проверке, — громко произнес он.
— Не заметут, ее все знают, вернее, мать ее знают, боятся и почитают. А еще она по-нашему говорит, будет тебе заместо переводчика, если что. Да, и самое главное, что надо сказать, — ненавидит она тебя люто, как и мать ее, значит, пригляд за тобой будет правильный.
