— Скидай его пока что в кошару, не ровен час тиф или еще что, вон как губы-то обметало, сдается мне, лихоманка у него. Накажи стряпухе кормить с отдельной плошки и с другими не смешивать. Посмотрим, что да как, потом решим. Да развяжи ж его и напои вволю, видишь, совсем худо ему.
— Якши, хужайин (хорошо, хозяин), — ответил Борькин спаситель и, отведя лошадь в сторону, совершенно бесцеремонно скинул связанного Вайнштейна с коня на глинобитный пятачок перед сараем из прутьев, обмазанных обсыпающейся глиной.
Падение было очень болезненным, так как тело Борьки за долгую дорогу онемело, а связанные и потому занемевшие вконец руки и ноги не позволили хоть как-то смягчить удар о твердую площадку.
Он взвыл от боли и разразился такой долгой матерной тирадой, что в хозяйском дворе стих шум.
— Это кто ж там так затейливо маму и папу моего объездчика крестит и имеет направо и налево?.. — послышался тот же густой начальственный голос, в котором явно звучали веселые нотки. — Зря стараешься, гость дорогой, он все равно доброй половины слов твоих не понимает… Так что прибереги свой богатый запас до другого раза.
Но последней фразы Вайнштейн не услышал — он снова впал в забытье.
Очнулся он от того, что кто-то вливал ему в рот тонкой струйкой холодную воду. Жадно захлебываясь, он начал глотать живительную струю.
А потом, ощутив на лбу влажную ткань, снова отключился.
Сколько продолжалось путешествие в мир беспамятства, трудно сказать, много раз потом Борис вспоминал эти качели — холщовый холод на лбу, спасительная струйка холоднющей воды на растрескавшиеся губы — и опять забытье, и опять ткань — ручеек — сон…
Но как-то потихоньку болезнь отступила, и в один из дней Вайнштейн явственно стал слышать разговоры людей на улице и почти понимал, что происходит за плетеной стенкой его убежища.
Там шла обычная сельскохозяйственная жизнь — знакомые звуки однозначно подсказали, что рядом есть кузница, конюшня, и много людей постоянно что-то привозят и увозят.
Отгадка, кто чем занят и что происходит, пришла к нему сразу, как только он, шатаясь от слабости, попытался выйти из своего пристанища. Связки головок мака под навесами, множественные стеллажи и несколько огромных котлов с тлеющими под ними углями — вполне достаточно, чтобы оценить масштаб и ассортимент кустарного опийного производства.
Вайнштейн наркотой не барыжил — не дорос по молодухе, когда возможности были, но процесс еще по жирным двадцатым и первым крымским вояжам знал неплохо.
