Нэцах | страница 2



Денщик не переезжал к Голомбиевским, но Нюся деликатно задерживалась на рынке или ездила «по делам» на полдня.

Двор на такой удивительный мезальянс отреагировал молчанием во всех видах — от презрительного до сочувствующего. А Нюсе и пошептаться было не с кем — ни Ривки, ни Иры, ни Софы… Одна Гордеева, да с ней и раньше не особо посплетничать можно было, а теперь и подавно. Женька с Аськой — чистые дети… Правда, Асе, той самой, что получила квартиру через органы, увы, не свои, а те самые, чекистские, Нюся невзначай по секрету намекнула, что Полечка на задании. Ну так, на всякий случай. А потом… как и положено, временное стало постоянным, аж до апреля сорок четвертого, когда, слава богу, пришли наши, и ее приемный полузять Григор вместе с господином Флорином доблестно рванул. Тем апрельским днем Нюся просидела в сквере Гамова — нижнем садике, или, по-старому, Дашковских прудах, да холера его разберет где — на лавочке напротив дома до темноты и холода. И застала зареванную дочь и смущенного румына. Одетых и совершенно разбитых.

Накануне этот Гришка спас их двор. Немцы пометили ворота Мельницкой, 8 красным крестом. То ли весь квартал собрались взрывать — дом-то угловой, то ли только их. Крест был, когда Нюся уходила, а когда вернулась затемно — его не было. И у этой заразы румынской рукава вымазаны краской… Что он там шептал ее дочери, она не слушала, ушла на кухню. Румын раскланялся, поцеловал ей ручку. И ушел, шмыгая носом, сначала за хозяином, а на рассвете со двора. Больше его не видели. И слава Богу. А через двое суток ее Полиночка мгновенно и официально превратилась из «повезло костлявой» в румынскую подстилку.

Ой зря эта паскудная Муся обозвала ее дочечку! Нюся собралась. Оделась во все черное. От ее былого великолепия осталась только профессиональная походка. Несмотря на седьмой десяток и отеки, она все так же призывно виляла бедрами, выписывая идеальный знак бесконечности. Так мадам Голомбиевская и ввалилась в кабинет следователя. Нюся знала: то, что нельзя остановить, надо возглавить. После того что Муся в первые дни оккупации сдала Полонскую как еврейку немецкой комендатуре, да и на Женьку, видать, она настучала, Голомбиевская понимала, что сейчас дорога каждая секунда. Муся с ее недалеким умом и жизненной хваткой клеща скажет и сделает что угодно, чтобы не попасть под расстрельную статью. А самый простой способ выжить — сдать кого-то рядом. После ее утреннего окрика вслед Полинке сомнений не оставалось, кто же станет той самой жертвой.