— Товарищи, болгарская граница рядом, и потому мучает меня одна мысль… Хочу поделиться ею с вами, уверен, что она и вас частенько тревожила. Долго мы скитались по свету, где только не были, чего только не пришлось нам пережить… но мы остались болгарами… Ни у одного из нас нет семьи… Мы ведь всегда надеялись вернуться на родину и в один прекрасный день жениться на наших девушках… на болгарках, на таких болгарках, как Гергана, что «не желает дворца в чистом поле, не желает сребра да злата»…[11] Мы в этих горах, как в могиле. Кто выберется отсюда живым и здоровым — неизвестно… Предлагаю, ну, в общем… кто доживет до того дня, до того благословенного дня, когда сможет свить на родной земле семейное гнездо да детей народить, пусть детям своим свадьбу устроит по-нашему, по-старинному… И когда сноха с зятем ему поклонятся, вот о нас, что стоим тут, пусть он вспомнит… Если вспомнит — что ж, значит, и мы гуляем на этой свадьбе, и мы женим дитя, сердцу милое, от сердца оторванное… Эх, елки-палки, до чего ж мне охота свекром стать…
Замолкает Малыш, слова у него вроде бы кончились. А кругом — огромные серые скалы, неприступный дикий лес, он шумит, рокочет, раздувает зеленую грудь, качая вершинами под чужим синим небом, разодранным в клочья. Все они соглашаются с Малышом. И, подойдя к нему, кладут свои руки на его руку. Получается один огромный кулак. Да будет так.
К полудню тронулись на восток, туда, где им чудилось дыхание родины, где собирались они свить гнездо, вырастить детей и женить их. Отгрохать свадьбы с волынками да кларнетами, с барабанами да трубами. Вот и все, чего хотели для себя эти люди, прошедшие половину земной шири в поисках счастья для других.
Первым пал Малыш. Он зашел в полуразрушенный домишко спросить дорогу и там был убит спрятавшимися бандитами. Вот последние слова Малыша:
— Обещания… не… забывайте…
Вторым погиб Александр, парень родом из Ловечского[12] края. Смельчак. Он принял за партизан роту переодетых немцев. Пали Камен и Добри. Последним пулеметная очередь сразила Косту. В него ли целились или все вышло случайно — неизвестно. Косту рвало кровью, но он сумел произнести несколько слов:
— Петко, — сказал он, — хоть бы тебе удалось добраться до родины… И не забывай, чего хотел Малыш, я… все остальные. Видишь, мы… революционеры… не хотим ничего особенного… для себя лично… а как трудно это нам… достается…
Огромным мужчиной был Коста и сильным. Кулаком быка мог свалить. Стальной нож Петко стерся о камни, пока копал он могилы. Пять могил вырыл он. И в могилах тех похоронил он пять мужских сердец, болгарских сердец… В одиночестве продолжал он свой путь на восход солнца, окруженный грозным молчанием, не слыша шагов и сдерживаемого покашливания друзей. Может, в полдень, может, раньше упал он во свежевспаханную борозду. Помнится только, что нахлынуло на него перед тем, как ушло сознание — запах разорванных плугом влажных корней. Четыре лютые раны зияли на его истощенном теле. В себя пришел в приземистом сельском доме с потемневшим от времени потолком. И хотя говорил на нескольких языках, первый вопрос задал на родном, впитанном с молоком матери:
