Девушка даже и сама не понимала, то ли ее удивительная память, то ли ее женское чутье помогло, но еще солнце не встало, как она уже нашла нужный ей красивый дом.
Карета остановилась там, где она велела. Усталые лошади помахивали хвостами, усталый кучер слез с козел, стал поправлять упряжь, а она все сидела внутри, почти не шевелясь. Люди городские, что уже покинули свои дома, с интересом посматривали на нездешнюю карету. А внутри кареты было тихо.
Ута, видя странное поведение госпожи, тоже замерла, едва дышала, понимая, что сейчас лучше ничем хозяйку не беспокоить. А Агнес смотрела ровно перед собой, и на первый взгляд была абсолютно спокойна, только костяшки пальцев на кулачке, который сжимал рукоять кинжала, висевшего у нее на поясе, побелели.
Так продолжалось некоторое время, девушка просто не могла решиться, уж больно серьезное и опасное дело ей предстояло. Но Агнес была очень умной девицей, она понимала, что сидеть-высиживать резону нет, от этого только хуже может стать. Нужно было начинать. Она, не произнеся ни слова, сама открыла дверь кареты и, не откидывая ступенек, выпрыгнула наружу. И пошла шагом быстрым к тому самому дому, который искала.
Подошла к красивой и большой двери и сразу стала дергать за веревку колокольчика.
— Ну чего… Чего трезвонишь? — донесся из-за двери тяжелый и низкий мужской голос. — Молочник, ты, что ли?
— Я, — спокойно отвечала девушка своим голосом. — Открывай.
— Чего ты в рань-то такую, — загремели засовы и крюки за дверью.
Дверь приоткрылась… И тут же, как только образовалась щель, через которую ее могли увидеть, дверь попытались захлопнуть. Агнес едва успела поставить башмачок в проем, не давая двери закрыться.
А на дверь навалились, да так, что ей стало больно ногу, и она прошипела в ярости:
— А ну, пес, брось… Брось говорю, отойди. Не смей мне противиться. Отпусти дверь, иначе глаза тебе вырежу. Ну!
Говорила она это все зло и своим особым тоном, что шел из глубин ее груди, от самого сердца. Тем голосом, от которого Ута деревенела, если слышала. Тем голосом, которым мало кто мог пренебрегать.
И почти сразу на дверь давить перестали, она толкнула ее и вошла в красивую переднюю комнату, а там стоял здоровенный мужик, был бос, в портках и простой грязной рубахе, смотрел на нее, как на чудо, так что аж глаза вылезли. А ноге еще больно, от злости она едва не полоснула мужика по брюху, еле сдержалась, а лишь двумя пальцами как будто клюнула его промеж бровей, произнеся тихо:
