— Господин… Это… Телеги-то наши.
— И лошади наши, мы нанятые, — кричит из-за его спины еще один.
— И что?
— Ну так это… Завтра, солдаты говорят, сюда хамы придут… — объясняет старший.
— Лошадок наших заберут, телеги заберут, — орет второй.
— Еще и нас резать надумают, с них станется, — вмешивается в разговор третий.
— В общем, мы решили в Бад-Тельц податься, там вас ждать будем.
Волков даже и секунды не думает:
— Распрягайте лошадей. Никто никуда не едет. На дороге мои разъезды, если кого из вас приволокут, так буду считать дезертирами. Дезертиров я вешаю.
Больше он этим людям ничего и не собирался говорить, для них и этого было достаточно, повернулся и пошел туда, где горело больше всего фонарей и факелов.
А там собралось не менее пяти десятков человек, все галдят, друг друга пытаются перекричать. Рене что-то говорит, но его не слушают, солдаты его обступили. И что хуже всего, там не только солдаты первой роты.
Волков бесцеремонно расталкивает всех, пробираясь к Рене, хватает того за руку, оттаскивает чуть в сторону.
— Господи, Мария, матерь Божия, как хорошо, что вы появились, — Рене, болван, еще и крестится у всех солдат на виду.
Кавалер не удостаивает родственника ответом, поворачивается к солдатам:
— Кто старший?
— Ну я, — отвечает один из солдат.
— А имя и звание у тебя есть?
— Корпорал Левенгринской воинской корпорации Рудольф.
— И какого дьявола ты и твои люди не работают, корпорал Рудольф? Или вы, может быть, господа благородные, может, за вас другие должны частокол вокруг лагеря ставить?
— Без толку все это! — кричит один из солдат, он совсем недалеко, он орет почти из-за спины своего корпорала. — Завтра придут две тысячи мужиков, сметут нас, как вторую роту!
Эти крикуны хуже всего, больше всех страха на других нагоняют. Самим страшно так, что на визг срываются, так еще и других своим визгом пугают.
Волков делает шаг и без предупреждения, почти без замаха бьет крикуна в челюсть, бьет сильно, бьет, не снимая латной перчатки.
Тот, роняя свой годендаг на землю, пошатнулся, пытаясь устоять, заплел себе ноги, словно сильно пьяный, но не устоял. Уселся на землю. Волков же краем глаза следил за остальными солдатами, может, кто осмелится вступиться за крикуна. Но никто не вступился, все понимали, что полковник прав. Спрашивал он корпорала, отвечать должен был корпорал, а из строя никто орать не должен, когда командиры разговаривают.
А кавалер как ни в чем не бывало снова спрашивает у корпорала:
