Ночи нет конца | страница 102
Уже несколько часов мы обходились без впередсмотрящего, и его обязанности приходилось поочередно выполнять нам с Джекстроу, Загеро и Коразини. Из нас четверых лишь Джекстроу умудрился защитить свое лицо от обморожения. Была надежда, что в отличие от остальных на нем не останется ни шрамов, ни иных отметин. Загеро, который прежде, не в пример коллегам, не имел внешних признаков травм, характерных для боксера, на сей раз, похоже, серьезно пострадал. Мы не успели вовремя наложить ему на правое ухо компресс, и молодому человеку наверняка в будущем не избежать пластической операции. Большие пальцы на ногах Коразини мы слишком долго не лечили. Я понял, что и его ожидает хирургическая палата. Поскольку я чаще других возился с двигателем, то кончики пальцев на руках у меня превратились в сплошные раны. Ногти начали чернеть и отваливаться.
Но и тем, кто находился в кузове, было тоже не легче. Начало сказываться физиологическое воздействие холода на организм. Причем весьма ощутимое… Появилась сонливость, безразличие ко всему. На смену им придут бессонница, анемия, расстройство пищеварительного тракта, нервозность, от которой один шаг до сумасшествия. Если стужа продержится долго, такое непременно случится с этими закутанными во что попало несчастными людьми. Я видел это с болью и тревогой всякий раз, как забирался в кузов, отсидев положенное время за рулем.
Сенатор сидел, забившись в угол. Если бы не дрожь, время от времени сотрясавшая его тело, его вполне можно было бы принять за мертвеца. Малер вроде бы спал. Миссис Дансби-Грегг и Хелен сидели обнявшись – зрелище невероятное. Но ведь Арктика, как и смерть, уравнивает всех. Ни гонору, ни потугам на исключительность тут нет места. Я не очень-то верю в то, что человек может изменить свою натуру. Наверняка, стоит миссис Дансби-Грегг очутиться в цивилизованном обществе, как она снова станет прежней. И минуты, когда эта леди видела в своей служанке такого же человека, как и она сама, навсегда канут для нее в вечность. Однако при всей моей неприязни к этой светской даме я начал испытывать по отношению к ней нечто вроде восхищения. Заносчивость, приводящая вас в бешенство, небрежная уверенность в собственном превосходстве по-прежнему раздражали меня, но за этим неприятным внешним фасадом я разглядел и иные черты. Увидел ее самоотверженность – признак подлинной аристократки. Хотя дама то и дело жаловалась по мелочам, она ни словом не обмолвилась о том, что доставляло ей подлинные страдания. В ней появилась готовность помочь ближнему, которой, правда, она стеснялась. Она проявляла заботу о своей служанке, которая, несмотря на то, что, вероятно, была не более чем феодальной любезностью, проявляемой в невзгодах, тем не менее,почти граничила с нежностью. Меня тронула сцена, невольно подсмотренная мною: дама достала однажды из сумочки зеркальце, взглянула па свое миловидное лицо со следами обморожения и равнодушным жестом опустила зеркальце в ридикюль. Словом, миссис Дансби-Грегг преподнесла мне хороший урок. Я понял, как опасно оценивать людей по заранее заготовленным меркам.