Бранд отскочил, споткнулся о веревку и с грохотом рухнул. Ивара чем-то ударило по плечу, и оно враз онемело. Гадгедлары бросились кто куда, едва провощенные палатки занялись пламенем. К шуму сражения добавился женский визг. И в тот же миг с лицом яростным и восторженным возник полуголый керл; на его запястье болтались кандалы. Он вторгся в расстроенные ряды своих поработителей.
Ивару метнули в лицо копье. Не думая, он махнул мечом, срубив острие в ту же секунду, когда плечо пронзило болью. Керл подскочил, развернул свое неуклюжее оружие и ударил Ивара по виску.
Несущаяся навстречу земля, падение в огнедышащие шкуры и вощеную ткань… «Сражен деревенщиной, – пронеслось в мозгу Ивара перед тем, как сознание объяла тьма. – Но я же великий воин Севера!»
Из пламени выпрыгивали все новые фигуры. «Тот самый парень, – подумал Ивар, – который был у запруды. Но ведь он из моих…»
Босая нога опустилась на его пах, и тело перестало сопротивляться.
Шеф бежал вдоль дымящейся мачты. Его обожженные руки распухли и покрылись пузырями. Перевязывать их было некогда. Едва только керлы вытащили из огня мачту, где сохранилась рея, Шеф, Альфгар и тан подхватили ее за верхушку и устремились к побоищу, отчаянно стараясь удерживать ношу торчком, чтобы обрушить в гущу воинов. Но стоило это сделать, как их едва не затоптала толпа разъяренных керлов. За ними же, он знал, шли лучшие воины короля Эдмунда, остервенев от гнева, страха и страстного желания убивать.
Сначала нужно добраться до Годивы.
Керл, топтавшийся перед ним, колотил древком копья ошеломленного викинга. Под ногами Шефа кто-то стонал и ворочался. Еще один керл упал, сраженный ударом сбоку. Желтые накидки развевались повсюду: гадгедлары спасались бегством, охваченные суеверным ужасом перед огненным крестом, который явился покарать их за отступничество. И слышались пронзительные женские вопли.
Шеф мигом свернул налево к раздутой палатке: кричали оттуда. Он обнажил меч, нагнулся и вспорол ее на уровне колена, после чего схватил ткань и дернул что было сил.
Женщины хлынули наружу, как вода через сломанную плотину, – в рубахах, платьях; по меньшей мере одна была голая со сна. Где же Годива? Вон она, в платке! Шеф схватил ее за плечо, развернул к себе, сорвал платок. Россыпь соломенных волос, казавшихся медными от небесного пламени; бешеные светлые глаза – ничего общего с серыми, которые у Годивы. Кулак ударил в лицо, и он отшатнулся, испытав потрясение и постыдную боль: схлопотать по носу среди повальной геройской смерти!
