Девушка расширенными глазами следила за движением его стилуса, и Алкивиад, решив, что она не знает грамоты, прочел написанное вслух.
– И заметь, – добавил он ласково, потому что любовь, сиявшая в глазах Идомены, способна была растрогать даже Антисфе́на, прародителя киников, [49] – я не солгал ни слова, а степень моей откровенности подтверждает сломавшаяся застежка.
– Эти слова ты начертал на моем сердце, господин, – просто ответила Идомена.
– А теперь хватит мериться любезностями, – сказал Алкивиад, чувствуя, что время истекает. – Возьми черепок, деньги – и беги со всех ног.
– Позволь мне вместо денег взять это, – девушка робко указала на сломанную карфиту, и глаза ее так сверкнули, что Алкивиад не выдержал: схватил ее в объятия, впился в губы – но тотчас оттолкнул, ибо за стеной завопила Родоклея:
– Господин мой! Господин мой Асмус!
Глаза Идомены стали в пол-лица. Сейчас или закричит, или без чувств хлопнется! Алкивиад сорвал с постели покрывало, накинул на плечи Идомены, сунул ей в руки мешок и черепок, карфиту спрятал за корсаж, повернул девушку – и чуть ли не пинком отправил за занавесь:
– Беги! До встречи! До встречи, Идомена!
Еще несколько мгновений до него доносился гулкий топот ее торопливо улепетывающих ножек. Потом все заглушил шум, доносящийся снаружи.
Тогда Алкивиад улегся поудобней на пол, окунув висок и кудри в разлитое вино. Улыбнулся мечтательно – и закрыл глаза.
Конечно, друзья сойдут с ума от страха при виде поверженного женщиной Алкивиада… и, конечно, Алкивиад, поверженный женщиной, не оберется потом насмешек… однако только так он мог оберечь свою честь. Уж лучше прослыть побитым женщиной, чем признаться друзьям, что помог сбежать преступнице лишь потому, что ему вскружил голову аромат ее кудрей и ослепили ее влюбленные глаза!
Афины, Элевсин
Прежде чем спуститься в подземный ход, Идомена, как ни была ошеломлена, все же не забыла прихватить свою одежду и простые кожаные сандалии, брошенные за ширмой. Девушка прекрасно понимала, что далеко в своем роскошном алом наряде не уйдет!
Едва выбравшись из-под земли близ Диомейских ворот, она торопливо переоделась, запахнулась в свой плащ, а в тот, который набросил ей на плечи Алкивиад, увязала мешочек с деньгами, алый шуршащий шелк, нарядные тонкие сандалии и две самые большие свои драгоценности: черепок и карфиту с изображением Эроса-меченосца. После этого она поспешила к Дипилонским воротам, замирая на каждом шагу и вся дрожа, вспоминая свой побег с Крита.
