Лавиния отшатнулась так, словно Тимандра плюнула ей в лицо огнем, но тут же, взвизгнув, кинулась было на нее, да отшатнулась, натолкнувшись на яростный взгляд.
– Не тронь меня, – с ненавистью прошептала Тимандра. – И я не трону тебя!
– Ладно, – отвела глаза Лавиния, – не будем ссориться!
И быстро вышла из рабского двора.
– Чем это ты усмирила Лавинию? – восторженно воскликнула Адония.
– Неважно, – отмахнулась Тимандра. – Главное, что она усмирена!
Никарета и Аспазия переглянулись. Они не слышали ни слова из этого стремительного разговора, однако обе чувствовали: случилось что-то неладное.
И вдруг страж-привратник вбежал в рабский двор с самым запыхавшимся видом и склонился перед Никаретой:
– Госпожа моя! Там… там явился кто-то… кто хочет стать евнухом при школе!
Никарета всплеснула руками:
– Неужели богиня, покровительница наша, услышала, наконец, мои молитвы?! Аспазия, продолжай матиому, а я взгляну на этого человека. А вы слушайтесь наставницу и старайтесь хорошенько, не то первое, что сделает новый евнух, это выпорет всех подряд!
Впрочем, в ее голосе не было угрозы – в нем звучала откровенная радость.
Коринф, школа гетер
– Каков же этот евнух? – нетерпеливо спросила верховная жрица. – Могуч ли он? Солиден? Привлекателен ли? Уродлив?
– Госпожа, ты сама увидишь, – пробормотал привратник, потирая плечо и с каждым шагом заметно отставая от Никареты. Похоже было, что он не слишком хочет возвращаться к воротам. Да и в самом деле – едва отперев калитку, он отпрянул, попуская верховную жрицу вперед и явно не намереваясь ее сопровождать.
Никарета вышла на ступени храма и осмотрелась, ожидая увидеть внушительного, полного, бритоголового мужчину в белом одеянии – ведь именно так выглядели все евнухи, которые служили прежде в школе гетер. Однако никого подобного она не обнаружила. Чуть поодаль, сложив на груди руки, стоял высокий, широкоплечий человек в короткой, до колен, черной кожаной безрукавке, открывавшей мощные, мускулистые руки и ноги. У человека были коротко остриженные и довольно косматые волосы, словно бы он причесывался не гребнем, а пятерней. Лицо его с узкими черными глазами было бы красиво, если бы не слишком суровая складка небольшого, стиснутого рта. Его крепкое туловище опоясывал кожаный пояс, за который была заткнута плеть.
– Приветствую тебя, верховная жрица, – сказал человек низким голосом, в котором прочем, иногда прорывались высокие, словно бы истерические ноты.
