Меч Эроса | страница 128



Легко сказать – пригрозить наказанием! А кто будет наказывать? И чем?! Неужели сама верховная жрица своим кипарисовым диктисом, как делают иногда наставницы на занятиях?!

Она никак не могла найти нового евнуха, ведающего наказаниями. Тех вертлявых и жеманных кастратов, которые говорили отвратительно тонкими волосами и никак не могли решить, мужчины они или женщины, коих в изобилии можно было увидеть в портовых притонах, Никарета и на шаг не хотела подпускать ни к школе гетер. Конечно, при храмах вечно имелись приживалы – гермафродиты и евнухи, – однако все они ленивы, изнежены, бабоваты и буквально вешались на мужчин, готовые отдаваться каждому, а таких безвольных, напомаженных проститутов верховная жрица не выносила. Ей нужен был евнух, который нес бремя своего увечья с достоинством и не переставал быть мужчиной! Но где его взять?!

Никарета дошла даже до того, что постоянно наведывалась на невольничий рынок, однако понапрасну.

– Этого товара давно нет! – сообщил ей Зенон, постоянный поставщик. – Ходят слухи, что все полумужи отправились с афинянами в тринакрийский поход, вдруг вспомнив, что когда-то были мужчинами!

Да, ни одного приличного евнуха, кажется, в природе просто не осталось.

Она чувствовала, что девушки распускались, переставая бояться. И не только девушки!

Этой ночью привратник разбудил верховную жрицу, потому что какой-то невообразимо пьяный человек притащился к воротам школы – в священном храме Афродиты! – и громогласно умолял какую-то аулетриду выйти к нему на свидание. Никарета выскочила из своих покоев и босая подбежала к воротам – как раз вовремя, чтобы услышать причитания:

– Нет, ты только посмотри, Афродита, как жестока со мной эта девка! Я усыпал лестницу храма – каждую ступеньку – цветами, а она все не выходит ко мне. Я уложил прическу у наилучшего и самого дорого мастера, вылил на себя несколько флаконов благовоний, а складки моего гиматия способны удручить изысканностью даже изваяние Гермеса! Но девчонка не идет ко мне! Тимандра! Тимандра! Иди сюда, осчастливь Анатолия! Отдайся мне и, клянусь, я озолочу тебя!

Никарета лишилась дара речи. Пожалуй, эти вековые стены еще не слышали ничего подобного! Когда она, еще начиная свой путь гетеры, поселилась в Проастио Наос, Предместье Храма, где издревле жили жрицы продажной любви, ей случалось, конечно, слышать и наблюдать скандалы, которые устраивали отвергнутые обожатели той или иной красавицы под окнами ее дома, но врата храма такой пьяной глупостью никто никогда не осквернял, тем паче – аристократы вроде этого Анатолия Паисия.