Пока она кланялась, подметая пол золотом своих волос, рабы по знаку хозяина подобрали все монеты и отдали аулетриде, которая их честно заработала. Несколько гостей тороплив написали на восковых табличках свои имена и с намекающими улыбками вручили красавице. Некоторые спрашивали, как ее зовут, однако она лишь загадочно улыбалась и играла глазами, ничего не отвечая.
Наконец она прикрыла свою торжествующую красоту покрывалом и взяла кифару у второй аулетриды, которая в свою очередь вышла на середину залы и резким, вызывающим движением обнажила свое смуглое, сухощавое, поджарое тело с сильными мышцами ног, выдающих неутомимую бегунью.
– Как тебя зовут? – спросил Анатолий, которого привела в явный восторг ее атлетичная красота, напоминавшая о нимфах-прислужницах неутомимой Артемиды. Даже темно-каштановые волосы этой аулетриды были уложены в любимую прическу богини-охотницы: пинстрипес, то есть в завитые спиралями и разделенные пробором пряди волос, украшающие высокий лоб и закрученные в тугой узел на затылке.
– Еще рано называть мое имя! – дерзко выкрикнула аулетрида, а потом флейта и кифара разразились необыкновенно быстрой, ритмичной мелодией, напоминавшей о скачках фессалийских коней. Под эту музыку девушка проделал целый каскад гимнастических упражнений, непременно напомнивших бы присутствующим выступления на Олимпиадах, кабы в каждое свое движение она не вкладывала изрядную толику откровенного распутства, шире, чем нужно, раздвигая ноги.
Это производило особенно сильное впечатление, когда девушка стояла на руках и поворачивалась свой передок то к одному, то к другому гостю. Когда она выпрямилась, выяснилось, что волосы на ее голове были уложены столь тщательно, что ни одна прядь не выпала из прически, пока она кувыркалась и стояла на руках.
Вторая танцовщица выслушала едва ли не больше одобрительных криков и рукоплесканий, чем первая, а рабы собрали для нее изрядное количество монет.
Она вернулась к подругам и взяла кифару у третьей аулетриды, которая вышла на середину залы и встала там, опустив голову.
Музыкантши поочередно трогали струны. Одна брала только высокую ноту, вторая – только низкую, причем каждая оттягивала струну так сильно, словно хотела ее разорвать. Дребезжащие звуки раздражали своим однообразием. Однако чем дольше длился этот вроде бы тусклый и невыразительный перебор струн, тем большее беспокойство ощущали нетерпеливо замершие слушатели.
Между тем третья девушка отбросила свое покрывало. Она была маленького роста, хотя сложена очень пропорционально – об этом можно было судить по стройным ногам, которые виднелись из-под длинных кудрей, укрывавших ее наподобие плаща ниже бедер. Волосы вились мелкими кудрями и источали такой сильный и волнующий аромат, что мужчины невольно начали дышать учащенно.
