Порой во время бесцельных прогулок по городу мне случается пройти мимо двери недостроенного здания, откуда вдруг пахнет на меня холодным, свежим, только что положенным цементом. Тогда я мысленно переношусь в «дорожную хижину» на пути в Абакалики или захожу в темноватый куб моей комнаты, где за дверью меня часто поджидала большая голубая ящерица, которую наша кошка задушила и принесла мне в знак расположения. Или в момент, меньше всего мною ожидаемый, внезапно настигает меня терпкий запах мокрой земли нашего сада в Огодже, когда на крышу дома обрушивается ветер, покрывая рябью ручейки цвета крови, бегущие по растрескавшейся земле. И даже сквозь раздраженный гул скопившихся в уличной пробке автомобилей доносится до меня нежная, терзающая душу мелодия реки Айя.
Часто я слышу голоса детей, они кричат, окликают меня по имени. Дети подходят к ограде дома у входа в сад: в руках у них камешки и бараньи бабки, они зовут меня играть или ловить ужей. А во второй половине дня, после устного счета с мамой, я устраиваюсь на цементном настиле веранды под жаровней добела раскаленного неба, чтобы мастерить глиняных богов, а потом обжигать их на солнце. Я помню каждого, помню их имена, воздетые вверх руки, маски. Аласи, бог грома, Нгу, Айк-Ифит – богиня-мать, лукавый Агву. Но их гораздо больше, каждый день я придумываю новое имя; они – мои ши, духи, меня оберегающие, заступники мои перед Богом.
Вскоре я увижу, как по сумеречному небу словно пробежит лихорадочная дрожь и меж серыми, с огненной каймой, хлопьями облаков безгласно замелькают молнии. А когда совсем стемнеет, я начну прислушиваться к подступающему громовому раскату, вот он – ближе и ближе, я чувствую приближение мощной волны, от которой скоро затрясется гамак и погаснет пламя лампы. Я слышу мамин голос, отсчитывающий секунды, которые отделяют нас от удара грома – последствия вспыхнувшей где-то молнии: расстояние мама вычисляет, исходя из скорости звука в воздухе, которая равна тремстам тридцати трем метрам в секунду. Наконец накатывает шквалистый ветер с ледяным дождем, вскоре он уже на кронах деревьев, и мне слышно, как стонет и потрескивает каждая ветка; воздух в комнате наполняется пылью, которую вздымает водяная лавина, шумно ударяясь о землю.
Все это так далеко и так близко. Тонкая, не толще зеркала, стена разделяет два мира – сегодняшний и вчерашний. Нет, я говорю не о ностальгии. Это скорбное и тягостное чувство никогда не давало мне удовлетворения. Я говорю о вещах и об ощущениях самой логичной части моего существования.
