На вокзальной сходке каторжанин Фокин ответил человечеству:
— Живой человек обучен свободе в материнской утробе и не нуждается в надзоре!
Брянский край, не раз переносивший нашествие разбойников и безбожных татар, замер от ужаса.
Вот тебе и «Боже царя храни»!
В отличие от боярыни Феодосьи Прокопьевны Морозовой, пострадавшей за веру «горячими клещами на дыбе» (1667), бабушка читала почтенную книжку «Лимонарь», сиречь Цветник, варила щи с головизной и на рожон не лезла. Ее дар уничижения был воистину образцовым, и появление самозванца Игната Фокина она приняла как наказание Господне. Время катилось своим чередом. Помещик В. А. Пашков давно разорился и умер за границей. Живописная толпа святых и жуликов по-прежнему сопровождала Абрамов Двор до его полного исчезновения. Смышленая Клаша умножала в уме трехсложные цифры и нянчила младших. А вождя Брянской коммуны Фокина сравнивали с паровозом и пророчили великое будущее. Его влекла не земля, а власть над людьми. Классовых врагов он усмирял пулеметным огнем.
Царское время матери длилось двенадцать лет. По-прежнему, и вовремя, прилетели грачи и скворцы, по-прежнему гремел гром и косили луга, шел дождь и перед Пасхой говели и красили яйца. Тятя пилил дрова и возил на продажу в холодный город. Законы новой власти в глушь привозили с большим опозданием. Спас Нерукотворный сурово смотрел со стены.
Царское время кончилось в двадцать втором с «изъятием церковных ценностей». На «дворики» ввалился отряд красноармейцев. Они дружно сбросили соборный колокол с церкви Святой и Живоначальной Троицы, ободрали дорогой Иконостас, расстреляли стенных юношей, гостивших под Мамврийским дубом у Авраама и Сарры, и с ними заодно болтливого попа Иоанна Абрамова.
Господи помилуй!
«Пресвятая Госпожа Богородица, спаси нас!»
Церкви и часовни навечно заколотили гвоздями, пригрозив лесорубам и хлеборобам арестом за малейшее сопротивление.
Новая экономическая политика особого восторга не вызывала, но, пользуясь поблажкой, тятя взялся за извозный промысел.
«Пути Господа неисповедимы и часто выбирают дураков для своего дела», — поучал он близких.
Его напарниками по извозу стали Сергей Мироныч Воробьев с сыновьями, местные брянские уроженцы.
* * *
Род Воробьевых, их родня Хлюпины и Ананьевы — пришлые люди. Их имена стоят в реестре московских бунтовщиков, сосланных царем Петром I Алексеевичем в «пограничный город Брянск нести сторожевую службу пожизненно».
Грозный царь Петр Первый, посетивший Брянский острог в 1709 году, вместо здоровых мятежников обнаружил увечных и тихих стариков, разводивших сады и огороды. Воевать и охранять границу они не могли. Царь великодушно простил им прежнее воровство и перевел в чин однодворцев. С тех пор однодворцы Воробьевы, Хлюпины и Ананьевы жили садами и торговлей.
