Но, конечно же, всех курсантов объединяла общая «болезнь» — любовь к морю. Просто одни со временем переболеют ею, как ветрянкой, и заживут дальше, а у других болезнь примет хронический характер, и они будут жить с этим недомоганием всю жизнь. Илья это понял не сразу, а к концу третьей недели на паруснике. Когда вдруг с какой-то внутренней тоской и нарастающим чувством щемящей пустоты ощутил, что без моря, без этого колыхающегося, то мягкого и ласкового, то рассвирепевшего от непонятного приступа злобы Н2О Земли под названием «океан» он уже, наверное, тоже не сможет жить. Болезнь эта передавалась, видать, не только визуально и тактильно, но и, судя по всему, воздушно — капельным и иным путем. Немудрено, что большинство курсантов и членов команды на паруснике были из семей моряков.
Всю ночь «Надежда» простояла у входа в Босфор. В зоне ожидания еще были два сухогруза и контейнеровоз. Легкая рябь, слабый ветерок. Огромный парусник чуть покачивает, он двигается малой скоростью. Проход разрешен в 9.45. Потянулись пригороды Стамбула. Развеваются по обоим берегам, на огромных флагштоках, полотнища Турецкой Республики. То тут, то там — бесчисленные минареты. Мосты, переброшенные через Босфор, легкие и изящные, без опор. «Надежда» проходила один за другим три моста, которые связывали европейскую и азиатскую части прекрасного в своей утренней свежести, белоснежного, сказочного города. Домики казались игрушечными. Одним словом, Византия. Все свободные от смены — команда, курсанты, преподаватели — столпились по обе стороны корабля, наслаждаясь потрясающим видом древ него города. Утреннее солнце буквально всё облило нежным желтым светом. Воздух чистый, прозрачный. Народ в спешивших мимо катерках и пароходиках приветственно машет, фотографирует. А «Надежда» лебедушкой, не спеша, проходит Босфор, направляясь в Мраморном море.
Вода в Мраморном, под полуденным солнцем приобретает цвета небесной сини, будто подсвечивается со дна. Брызги из — под форштевня серебряными мухами разлетаются в стороны и погибают тут же, в ленивой волне. Солнце припекает так, что уже хочется спрятаться в тенек. Но ветерок еще свеж и приятен. Впереди только бесконечная перспектива, беспощадное солнце и небо, такое же ультрамариновое, как и море.
Как часто юные поэты,
Плетя на твой узор цветы,
Кончают рифмами твоими
И рады б знать твои грехи,
Чтоб исповедоваться ими.
Эраст Петров
— Ты только не так быстро, я постараюсь запомнить. — Илья просительно заглянул Маше в глаза. Он надеялся, что она улыбнется ему, панибратски или хоть как-то ободряюще похлопает по плечу, — мол, не трусь, пацан. Но нет, она была очень серьезна и даже, как ему показалось, немного надменна.
