– А ведь именно он утверждает, что от остальных моих духов у него болит голова! Ах, за что мне такие муки! Все наши друзья проводят праздники либо в Санкт-Морице, либо на Карибах, одни мы притащились в это странное, Богом забытое место. – Она возмущённо зацокала каблучками в сторону лестницы. Из сумочки затявкали, выражая согласие с мнением хозяйки.
– Пожалуйста, извините мою жену за её несколько… своеобразное поведение. – Смирнов печально улыбнулся месье Роше. Его дочурка что-то пропищала и потянулась к золотым звёздочкам и птичкам, украшавшим гирлянду из еловых ветвей над стойкой консьержа. – Иногда ей нужно время, чтобы адаптироваться к новой ситуации.
– Я убеждён, что покой и горный воздух пойдут ей на пользу, – заверил его месье Роше.
Папаша встал на цыпочки, чтобы его дочери было удобнее достать до гирлянды. Девочка не пыталась дёрнуть за неё (как я того опасалась), а лишь осторожно погладила одну из птичек.
– Знаете, ребёнком я уже бывал в этих местах и хорошо помню ваш отель. Можно даже сказать, пребывание в «Шато Жанвье» спасло мне жизнь. Мне тогда было двенадцать лет, – начал Смирнов, потом запнулся и выжидательно взглянул на месье Роше, однако тот молчал.
Меня просто распирало от любопытства. На месте месье Роше я бы уже десять раз спросила, каким образом отель мог спасти жизнь двенадцатилетнему русскому мальчику.
Наконец олигарх заговорил вновь:
– Я очень обрадовался, увидев, что с тех пор здесь почти ничего не изменилось. Как будто время остановилось на тридцать лет. Даже телефон тот же самый. И вы… вы тоже ни капли не изменились, хотя этого, конечно, не может быть. Наверное, мне тогда помог ваш отец?
Каким образом он ему помог? Неужели нельзя было выражаться точнее? Я умирала от желания узнать, в чём дело.
Месье Роше тихо рассмеялся:
– В двенадцатилетнем возрасте все люди старше тридцати кажутся глубокими стариками. Спасибо за комплимент, мистер… э-э-э… Смирнов.
Заминка перед фамилией и многозначительный тон – и то и другое было совершенно нехарактерно для месье Роше. Все имена гостей, их особенности, привычки и другие сведения, единожды попав в список консьержа, обычно оставались навеки запечатлёнными в его идеальной памяти и без запинки выплывали наружу по мере необходимости.
Лицо Смирнова озарила печальная улыбка.
– Конечно, вы меня не помните. Наверняка я был одним из очень многих детей, которых вы утешали за эти годы. Но я… я не забуду вас никогда! Вы тогда сказали, что никто не сможет отнять у человека дом, если человек носит его у себя в душе. И ещё – что у нашей души есть всё необходимое, чтобы быть счастливым независимо от внешних обстоятельств.
