Мы с Мулявиным решали каждую песню как новеллу.
«Купалінка» — обрядовая песня большой протяжённости, требовала разнообразия изображения. Ассистенты одновременно зажигали триста свечей на стеклянном полу тёмного павильона, отражение удваивало количество огней, а линзы на объективах камер вообще превращали это всё то ли в звёздный путь, то ли в поток светлячков. И — соло юного и кудрявого Лёника Борткевича, всего три месяца, как ставшего солистом мулявинского ансамбля.
«Як я ехаў да яе» — ободрала, разорила пылкая соблазнительница доверчивого любовника-простака! Вот он едет: «да яе», к ней — в кадре Мулявин в богатом жупане, на запятках с гитарами Тышко и Бадьяров, словно ливрейные лакеи, барабанщик Демешко за возницу; а от неё - движутся в противоположном направлении, солист, соответственно, в затасканном кожушке; в конце песни он совершенно ободран.
Мулявина отличало остроумие, возникавшее не как заготовленный анекдот, а в диалоге, порождённое репликой собеседника или ситуацией. Однажды на съёмке он скорчился от боли в почках и, приняв лекарство, выдавил: «Лученок про меня написал песню "Если бы камни могли говорить"». Терпение и самообладание были отличительными чертами. Как-то на концерте у него разошёлся операционный шов, и он обеспокоился: есть ли следы крови на белых сценических брюках? Пояснил с улыбкой, сдерживая боль: «Не хочу народ пугать».
«Ты мне вясною прыснілася» — это Мулявин заставил забросившего было скрипку Валика Бадьярова возить инструмент с собой, вводил соло скрипки в свои композиции. Валентин Николаевич — пример того, чего можно добиться упорным трудом, дополняющим талант, распознанный в своё время Мулявиным.
Ставшая «фирменной» песня «Касіў Ясь» — помахивали хлопцы гитарами, словно косами, в такт музыке. Это придумалось на съёмке, и сколько потом ни «косили» они знаменитую «канюшыну», движение косцов сохранили навсегда. На монтаж этой песни заглянул ко мне Володя Короткевич — великий, как мы осознали теперь, писатель-белорус.
— А «Песняры» твае не так спяваюць! — послушав фонограмму, заметил он. — У народнай песні што-што, але рыфма заўсёды дакладная. Яны спяваюць: «Станіславу не хачу, бо на лаву не ўсаджу» - гэта каб «інтэлегентней» гучала, каб мілагучней выглядала, але рыфма згублена. А ў народзе спяваюць: «Станіславу не хачу, бо на лаву не ўскачу!» — И тут же Короткевич на странице сценария намалевал задохлика Яся и широкозадую Станиславу-толстуху, которую тот тщетно пытается завалить, «ускаціць» на лавку.
