Настойчивость, с которой Кавакубо и Каннингем пытаются постичь природу телесных границ, особенно остро ощущается в дуэтах. В заключительной части балета, сразу же после того как танцоры переодеваются из черных костюмов в красные, один из танцовщиков, исполняя соло, всматривается полным изумления и любопытства взглядом в балерину, которая находится здесь же, на сцене, и так же, как он, танцует одна. Глядя на нее, следя за ее движениями, он как будто пытается заново освоиться в собственном теле и свыкнуться с обновленной формой тела другого человека. Сцена достигает кульминации, когда два соло переходят в дуэт и мужчина поднимает женщину в воздух. Соприкасаясь, их тела образуют настолько неожиданные и странные фигуры, что, глядя на их танец, уже невозможно понять, где заканчивается одно тело и начинается другое. Это па-де-де словно отражается во множестве зеркал, когда на сцену выходят остальные танцоры и также встают в дуэты, которые визуально сливаются в причудливые фигуры>136. Другой ключевой момент этой 45‐минутной постановки происходит примерно на полпути от ее начала к концу: группа [одетых в черное] танцоров-мужчин выходит на сцену, неся на руках женщину в красном платье, которое формой напоминает объемный кокон, оставляющий свободными только ее ноги и голову. Балерина остается абсолютно неподвижной и перемещается по сцене только на руках партнеров, что, очевидно, должно символизировать предшествующий рождению процесс телесной трансформации. Она подобна куколке, из которой вот-вот вылупится кто-то новый, и это точная метафора субъекта, постоянно находящегося в процессе «становления»>137.
Кавакубо, Каннингем и «жуткая материя»
С каждой минутой действие балета Scenario приобретает все более жуткий, потусторонний характер, тем более что однообразная, заунывная музыка заставляет зрителя в буквальном смысле выпасть из потока времени. Далекая от классики хореография Каннингема, которая кажется еще более необычной в сочетании с костюмами Кавакубо, завораживает и постепенно вводит зрителя в состояние, близкое к временнóй дезориентации. Каннингем действительно прославился тем, что в своей работе стремился исследовать весь возможный диапазон подвижности человеческого тела. Вместе со своим постоянным единомышленником композитором Джоном Кейджем он работал над постановками, полагаясь на случай, – выстраивал хореографию, исходя из потенциала танцоров, развивая их движения и составляя последовательности методом «случайных действий». Кейдж делал практически то же самое, сочиняя музыку
