Конечно, слово "увидел" тут не годится. Нельзя разглядеть то, что не имеет телесного облика. Такое можно представить, вообразить, математически осмыслить, пояснить посредством аналогий, но, как ни называй это действие, оно сводится к восприятию формы атомного ядра. А тут оно было выложено мне, как на доске!
Едва мое завороженное и потрясенное сознание стало понимать смысл новых понятий, как в том же пространстве началась развертка вытекающих отсюда следствий. Следствий настолько значительных и сложных, что к действительности меня вернул лишь повторный зов Геннадия Ивановича.
Я обернулся: он спешил ко мне, сжимая ружье.
- Вы видели? - закричал я в возбуждении. - Видели?
- Напугали вы меня, - пробурчал Геннадий Иванович. - Кричу, а вы ровно пень...
- Становитесь рядом!
Краем глаза я следил за чужим пространством. Там, все замерло, но лишь до мгновения, когда Геннадий Иванович поравнялся со мной.
- Ух ты! - он даже присел. - Чудеса-то какие!
- Какие? - спросил я поспешно.
- Деревья лиловые - и как паруса!
Я не видел лиловых деревьев, я видел привычные мне символы математики.
Все было ясно: каждому свое. Этот Шар... он вступал в контакт с подсознанием. Даже на отдыхе я продолжал думать о работе, и Шар уловил скрытую мысль. Геннадий Иванович мечтал что-нибудь узнать о жизни в других мирах и тоже получил желаемое. Как в справочном автомате: нажал кнопку прочитал ответ. Даже проще... Вот это-то и странно.
- Что хмур, Сергеич, или подарку космическому не рад?
То были первые после долгого молчания слова. Мы сидели на стволе поваленного дерева, поодаль блестел Шар, в своем настроении я и сам не мог разобраться.
- Зачем спрашиваешь? - отозвался я нехотя, не удивляясь взаимному переходу на "ты".
- Для дела, само собой.
Геннадий Иванович был верен себе. Даже в такой ситуации он оставался человеком, который оглядывает попавший в его владения предмет, будь то аппарат чужой цивилизации или ржавый гвоздь, смекая, на что тот годится.
- Тебе хорошо, Геннадий Иванович, - вырвалось у меня. - Будешь сидеть в своем лесу, как сидел, а у нас в науке все пойдет кувырком. Да и в жизни.
- На другие звезды слетаем, ну и так далее, - отозвался Геннадий Иванович, закуривая. - Может, и радикулит мой теперь враз вылечат, бессмертие дадут. Ты о другом скажи. Чего боишься-то?
- Не знаю! Не знаю даже, боюсь ли. В этом Шаре есть ответы на такие вопросы, о которых мы и не задумывались. На десятилетия, может быть, века прекратятся исследования. Мы ничего не будем открывать, перестанем творить, а будем спрашивать и получать ответы.
