Когда он вошел в гостиную, его голова все еще была занята лондонским инспектором Меригольдом, к тому же он с трудом открыл дверь, стараясь не уронить что-нибудь из шести газет и трех пакетов, а Дженни, кинувшись к нему, только добавила неразберихи.
— Ой, Дерек! — крикнула Дженни. — Я убила человека.
— Неужели опять? — удивленно спросил Дерек. — Подожди, пока я положу все эти вещи.
— Он сказал, что он твой брат!
— Ладно, ладно.
Дерек положил свою ношу на стол, Дженни отошла в сторону… он увидел Арчибальда.
— Боже, — сказал Дерек, — действительно убила.
Дженни, затаив дыхание, смотрела, как он опустился на колени рядом с телом.
— Он мертв? — отважилась она спросить.
— Нет, — ответил Дерек, — но толст.
Дженни вздохнула с облегчением.
— Что случилось? — спросил он.
Дженни рассказала ему все…
— Ясно. Теперь ты понимаешь, почему я его так люблю?
Он сердится. Дженни нравилось, что он сердится.
— Хотя это, наверное, было забавно, — сказал Дерек и начал хохотать.
Теперь он смеется. Дженни нравилось, что он смеется.
— Он в обмороке? — спросила она.
— Да. А когда придет в себя, будет спрашивать: «Где я?» Что полагается в таких случаях делать? Нужно, чтобы ноги были выше головы, верно? Или наоборот? Сейчас только одна его часть тела явно выше всего остального.
— Тетя Кэролайн иногда падала в обморок.
— А! И что тогда делали?
— Мы обычно распускали ей корсет.
Дерек задумчиво разглядывал очертания тела брата.
— Ты думаешь, он носит корсет?
— Ну, я думаю, нужно расстегнуть ему воротничок.
— Хорошая мысль. И попутно мы сможем выкинуть этот галстук. — Он снял с брата галстук и протянул его Дженни. — Там сзади тебя корзина для бумаг. Брось, пожалуйста.
Она послушно бросила, не совсем понимая зачем. Но ей показалось, что Дереку не понравился галстук по какой-то определенной причине; и в самом деле, его цвета, красные и желтые полоски, плохо сочетались с обликом Арчибальда и не очень сочетались друг с другом.
— Клубные цвета Королевского Литературного общества, — небрежно объяснил Дерек через плечо.
— Да, я поняла.
— Мы не станем забирать его часы, — продолжал он, все еще возясь с братом, — это было бы нечестно, но о монокле надо серьезно подумать. А твое мнение?
— Можно ли что-то сделать, чтобы он пришел в себя? С помощью воды или чего другого?
— Да. Теперь подожди минутку.
Он задумался о том, что произойдет, когда к его брату вернется сознание. Как они будут вести себя, все трое? Будут говорить на повышенных тонах, спорить, обвинять друг друга, выходить из себя? Или будут вести себя как истинные леди и джентльмены, делая вид, что ничего не произошло? Или они…
