Авраам Линкольн | страница 8



Помимо тяги к перемене мест, у Томаса были и вполне прагматичные причины для нового переселения. Главной из них была утомительная череда споров из-за границ земельных владений, усиливавшихся по мере того, как каждый год на Запад прибывали десятки тысяч новых жителей. Тогда говорили: «Кто покупает в Кентукки землю — приобретает в придачу судебную тяжбу»>{5}. Несовершенное землеустройство в штате основывалось на старой традиции приблизительного описания владений. Частные лица и компании покупали бывшие земли индейцев и стремились поскорее перепродать их с выгодой. Проверкой границ участков заниматься было некогда. В результате, казалось бы, законно приобретённые участки либо залезали на земли соседей, либо оказывались обременены долгами прежних владельцев. Не избежал споров из-за земли и Томас Линкольн: все три его фермы так или иначе оказались предметами разбирательств.

А вот в Индиане, в отличие от Кентукки, земля была описана государственными землемерами и считалась собственностью правительства США, которое охотно продавало её переселенцам по скромной цене в два-три доллара за акр.

В пропагандистских биографиях Линкольна позже упоминалась ещё одна причина переезда — существование в Кентукки рабовладения. Однако сам Линкольн никогда о такой причине не упоминал, да и родственники считали, что этот вопрос не заботил Томаса в то время: рабов во всей округе было крайне мало>{6}. Тем не менее действительно в Индиане, в отличие от Кентукки, рабовладение было запрещено. Пересекая пограничную реку Огайо, Линкольны покидали рабовладельческий Юг и оказывались на территории свободного Севера.

После переправы их путь лежал через густые заросли нетронутого леса: 16 миль они пробирались сквозь чащу, и Томас всё время шёл впереди, прокладывая дорогу с помощью топора. Чтобы прошёл фургон, ему приходилось расчищать густой подлесок, прорубаться сквозь заросли дикого винограда и порой даже валить деревья.

Индиана того времени, заметил один из путешественников, это «леса, леса, леса, насколько видит глаз». Другой вторил: «Если с какого-нибудь высокого каменистого холма вы попытаетесь как можно шире оглядеть округу, вы всё равно ничего не увидите, кроме густых лесов»>{7}. Леса в 1816 году ещё были полны всевозможной живности. С одной стороны, это облегчало переселенцам жизнь: охота была значительным подспорьем, особенно в первые годы, пока шла расчистка леса под поля. С другой стороны, фермерские семьи были вынуждены жить в постоянном беспокойстве. В памяти Авраама отложились пугающие пронзительные крики пантер по ночам, заунывный волчий вой, даже рёв медведей, приходивших поохотиться на фермерских свиней. Чтобы превратить уголок дикой природы в поселение с домашним названием Голубиный ручей, всей семье пришлось работать не покладая рук.