Перед внутренним зрением замаячили три шкалы жизни: оставшейся команды и собственная. Пока зеленая.
***
Прошли пятнадцать минут. Потом еще столько же. В помещении становилось одновременно холодно и душно.
Веспер возле пультов тихонько выяснял у Джен точное место ее последнего сохранения.
Хочет после восстановления на той убогой станции лететь за ней? Что же, чем не план… Хорошая была команда, можно хотя бы попытаться ее восстановить.
О докторе, конечно, никто тосковать не будет. Пусть поищет счастья в другой области. Нечего ему делать в дальних перелетах.
А вот мальчишку жаль. Остается надеяться, что он сможет построить свою новую счастливую жизнь подальше от всяких сектантов и взрывающихся кораблей. Может даже подотрет из памяти все лишнее. Информацию о том, что Игра — это не только рай. Картинку закрывающегося перед носом спасительного шлюза. Временно спасительного, но всё же.
Это если будет, где восстанавливаться.
Много ли успеют стереть странные, но до паскудства логичные фанатики до того момента как техподдержка всерьез схватится за голову и закроет глаза на права свободной личности?
— Слушай, Мардж. Давай уже, — подал голос навигатор. — Никто не прилетит.
Хозяйка Санвея медленно поднялась, подошла к пульту, ввела свой личный код.
Действительно, умереть во вспышке самоуничтожившегося корабля, наверное, легче, чем медленно задыхаться, проклиная разработчиков за хорошую фантазию и доскональное знание анатомии. Но все равно почему-то хотелось до последнего цепляться за жизнь. Руки дрожали, внутри словно натянулась невидимая струна.
Ледяное, острое осознание, что все это — не американское кино, где в последний момент обязательно прилетает помощь, а бомба всегда выключается за секунду до взрыва.
Ничего не хотелось говорить. Но, скорее всего, с этими людьми придется встретиться вновь. Так что жизненно необходимо теплое дружеское прощание.
— Ребята, — пересилив себя начала Маргарита. Голос предательски дрогнул.
— Да давай уже! — выкрикнула Джен, размазывая слезы.
— Давай, — кивнул Веспер. — Это не так страшно, как кажется.
Он соврал.
Это было очень-очень страшно.
