Я торопливо прячу руку на коленях.
– Ничего, просто руки окоченели немного.
– Дай, я посмотрю. – Виктория кивает в мою сторону.
Она берет меня за руку и слегка сжимает мой палец. Прикрыв глаза, я тайком наслаждаюсь ее прикосновением, всего секунду, пока дочь не видит.
– А я смотрю, ты уже сняла обручальное кольцо.
Так называемый побочный симптом. За последние четыре месяца течения моей болезни таких нашлось много.
– Хочешь забрать его себе?
– Нет, спасибо.
– Его можно переплавить и сделать что-нибудь другое.
– Нет, оно мне не нужно. – Виктория отпускает мою руку. – Ты не хочешь показаться врачу?
Ложь спешит мне на помощь. За неделю я выдумала много объяснений, но решила держаться как можно ближе к правде. Не лгать, а лишь умалчивать.
– Может быть, посмотрим, – отвечаю я.
На фоне того, что я скрываю, любая ложь покажется незначительной. За последние полгода я посетила многих врачей. Сначала участкового. Потом рентгенолога, ортопедов и неврологов. Я прошла все возможные обследования, раскрывшие тайны моего тела в толстой карточке многочисленными латинскими терминами, в которых можно разобраться, только имея медицинское образование. Все это – чтобы найти причину слабости в левой руке, онемения среднего пальца и левой ноги.
– И где ты будешь жить? – Виктория отставляет винный бокал в сторону и делает глоток газированной воды.
Мои сомнения означают, что свое пристанище я хочу сохранить в тайне. Я должна оставить себе возможность выбора еще ненадолго. Мне не нужна помощь. И сострадание тоже не нужно. Я только хочу привыкнуть к ощущению бренности и поближе познакомиться с неизвестным.
– Пока живу у коллеги с работы.
Опускаю глаза, удивляясь, как легко солгать. С какой легкостью ложь пришла мне на помощь. Мир вокруг остался прежним, но я больше уже не принадлежу ему, я вышла за его пределы и никогда не вернусь назад. Вру в глаза собственной дочери, потому что это – лучшее, что я могу сделать. Хотя, как знать, может, ей было бы совершенно все равно.
Разглядывая Викторию, я понимаю, что очень многого не знаю.
– Я думала, ты рассердишься. Или расстроишься.
– По поводу вашего развода?
– Да.
– Почему, скажи на милость?
Я пожимаю плечами и принимаю неопределенное выражение лица.
– Ты всегда боялась изменений.
Очевидно, мои слова удивили ее.
– Разве? И в чем это выражалось?
– Ты не помнишь – в детстве? Мы не могли ни одну вещь дома передвинуть. Все должно стоять на своих местах, как всегда. На Рождество все гномики и подсвечники расставлялись в строго определенном порядке, а если мы меняли что-нибудь из обстановки, старая мебель некоторое время хранилась в кладовке, чтобы ты могла привыкнуть. Не помнишь?
