и начали вместе читать книги. Он даже предложил сидеть со Стефаном вместо няни, которую я приглашала в те вечера, когда работала. Наконец воцарилось подобие спокойствия, и в последние недели перед родами мне казалось, что все должно получиться.
Но в раненом детском сердце таится больше ярости, чем оно способно в себя вместить.
Я была первой и последней, кто дал Стефану возможность почувствовать себя защищенным.
Теперь ему придется делить меня с Викторией.
Как остро я все ощущаю, будто это было вчера. На то, чтобы справиться с отдельными переживаниями, может уйти целая жизнь. Свершившееся можно рассматривать с разных сторон, находя все новые и новые причины и оправдания. Возможно, то, что мы в итоге назовем правдой, – на самом деле всего лишь трактовка, обеспечивающая нам наибольшую степень душевного равновесия.
– Ты же сама видишь эти синяки. Он бьет ее. Я видел собственными глазами.
– То, что он немного ревнует, совсем не странно, ведь он такое перенес. Мальчик только начал доверять нам, почувствовав себя в безопасности, и тут вдруг на свет появляется маленькая сестра.
– Виктория ему не сестра, она его кузина.
– Мы должны дать ему время привыкнуть.
– И в это время он будет избивать нашу дочь? Должен сказать, Будиль, что твое легкомыслие меня удивляет. Такого я от тебя не ожидал. Твою дочь калечат, а ты не обращаешь внимания.
– Ну, конечно, я.
– У нас действует соглашение, надеюсь, ты помнишь? Или тебе сложно держать под контролем свои обещания?
– Но это пройдет, нам просто надо.
– В понедельник ты позвонишь в Комитет соцзащиты и скажешь, что раскаиваешься в принятом решении. Я клянусь, Будиль: если через неделю он не исчезнет из нашего дома, я подам на развод и потребую единоличной опеки над Викторией. И суд будет на моей стороне – у тебя нет шансов. Потому что нет денег. А когда я покажу фотографии синяков на теле Виктории, всем станет понятно, что ты за мать. Мать, которая не способна защитить своего ребенка.
– Но.
– Что именно тебе непонятно?
– Просто, я считаю, что.
– Считают только идиоты, Будиль. Когда ты наконец поймешь, что надо слушать, что тебе говорят другие?
Так больно – словно это было вчера.
Прости меня, Стефан. Прости мою слабость. Не проходило ни единого дня, чтобы я не вспомнила о тебе.
Ты – единственный, к кому я испытала подлинную любовь, и, исчезнув, ты забрал с собой мою способность любить. Да, я люблю Викторию, но ей приходится довольствоваться любовью, омраченной утратой.
